Читать «Сергеев Виктор. Луна за облаком» онлайн - страница 14

Неизвестно

Внизу под ними прятался среди лесистых сопок город. Без ог­ней, без гудков, без дыма. Спящий город, ощетинившийся башен­ными кранами.

Щемящие трубные звуки посылало небо.

— Ганг!—неслось сверху гортанно и грустно и тотчас же в этот звук вплетался еще более тонкий и печальный:

— Ганг-го!

Песня падала на застывшие стрелы башенных кранов и звене­ла, как хрусталь:

— Ганг!

— Ганг-го!

Если бы город не спал, то люди увидели бы, что лебедей бы­ло пять.

Две пары и один...

Но ведь лебедь не живет один. Кго об этом не знает? Этим пти­ца утверждает, что без любви нет и жизни.

Бывает, что и люди поступают, как птицы. Если они остаются без любви.

Глава вторая

Утром, как обычно, у Григория Трубина закрутилась «прораб­ская карусель».

Пришел мастер Карымов и сказал, что на лесозаводе жульничают: участок платит за дранку метровой длины, а она короче да и в каждом пучке недосчитыва­ется по тридцать дранок.

— Вот и получается,— говорил мастер.— Я тут прикинул. Мы штукатурим за год... Видите, Григорий Алексеич?—Он совал ему исписанные листки.— Так мы переплатим восемь тысяч. Куда это годится?

Надо или звонить, или ехать на лесозавод. Лучше ехать. По те­лефону отговорятся, наобещают. А ехать не хотелось. Нет настрое­ния. Во всем вялость. Зарядиться бы настойчивостью, злостью и — тогда ехать.

— Ладно, разберусь,— пообещал он мастеру.

Едва дверь закрылась, звонок из треста:

— Куда вы столько гвоздей извели? Срочно представьте отчет по каждому объекту, а то прекратим выдачу. У вас, говорят, плот­ники бросают гвозди, куда хотят. И на подоконниках, и на полу ва­ляются.

— Ну-ну,— сказал Трубин.

— Что «ну-ну»?—послышался недовольный голос

— Разберусь. Приму меры.

— Отчет срочно высылайте.

«Все требуют,— подумал он.—Подай то, добейся этого. И никто не знает, что у меня... Смешно. Выходит, расчувствовался! Все ду­мают, что я хороший. На участке будто бы уважают. Не пью, не курю. Живу тихо-мирно. А то, что дома... В комнату вхожу боком, вечно в раздражении, сквозь зубы жене что-нибудь... Бывшей же­не... Про это никто не знает».

Припомнилось, как после свадьбы дружки приходили:

— Гриша, пойдем!

И собирался, и уходил. А Софью уведомлял небрежно:

— Мы скоро вернемся. Надо же мне побыть в мужском об­ществе.

Почему он так вел себя? Только себе, только для себя. Жил в свое удовольствие. Может, не было любви к Софье? Настоящая-то любовь разве такая? Мать бы узнала... «Что,— сказала бы,— сынок, не нагляделся на мою жизнь, мало тебе было смотреть на мои мы­тарства, в своей семье то же устраиваешь?» .

Будто вошла к нему из глубины годов узкая — в одно окно — комната. Пьяный отчим. Его старинная песня под гитару: «В пол­дневный жар в долине Дагестана»... А когда бывала выпита вся бу­тылка, отчим скрежетал зубами, бросал гитару и требовал от мате­ри: «Плесни в рюмашку!» Если водки ему не давали, он плакал, ругался, вспоминал свою «загубленную молодость» и кричал одни и те же слова, так и оставшиеся непонятными для Григория: «В рот тебе ситного пирога с горохом!»

Накричавшись и накуражившись, он засыпал на стуле за сто­лом и всю ночь скрипел зубами, стонал, мычал и выкрикивал что-то.