Читать «Семь месяцев саксофона» онлайн - страница 9

– Мы знакомы? – спрашиваю.

– Не-е-е-е, – отвечает он. – Через два часа я повешусь, и ты сможешь забрать мою шапочку себе.

– Через два часа? – уточняю я.

– Да, через два.

– Ладно, я подожду, – обещаю я и возвращаюсь к скамейке, которая под окнами медицинских сестёр. Теперь на скамейке сидит старичок с узенькими глазками.

– И на вас шапочка? – говорю я.

– Это тюбетейка, – отвечает он. – В Бухаре носят тюбетейки.

– Так вы сейчас в Бухаре?

– Дурак ты! – сердится он. – Я в стране Израилевой. Раньше был в Бухаре, а теперь, слава богу, здесь. Меня самолёт доставил.

– Знаю.

– И тебя самолёт доставил?

– Я родился здесь.

– Вот как?

– Да.

– Когда был в самолёте, то из туалета побрызгал на Европу… Мне очень хотелось побрызгать на Европу! Нельзя было упустить возможности…

– Надеюсь, не упустили?

– Уж будь уверен! – под нижней губой старичка светится полоска слюны.

– Я уверен.

– Молодец!

***

Брожу по двору, пытаясь угадать, кто больной, а кто посетитель. Впрочем, это не сложно: у больных лица выразительнее. «Не двор, а музей, – думаю я, – коллекция выдающихся лиц!»

Возле подстриженных кустов, которые тянутся вдоль забора, женщина в белом халате задумчиво смотрит на дорогу. Пытаюсь представить себе её ноги – я всегда пытаюсь представить себе ноги женщин, у которых печальные глаза.

– Тоскуете? – спрашиваю.

Женщина не отвечает, даже голову не поворачивает.

– Может, смогу услужить? – говорю я. – Ведь если…

– Будьте добры, – перебивает меня голос с русским акцентом, – будьте добры, оставьте меня. Пожалуйста.

– Почему? – вырывается у меня.

Она смотрит мимо меня и молчит. Кажется, никогда не видел такие низко опущенные плечи.

– Мы могли бы поговорить о политике или о чём-то ещё, – не сдаюсь я.

– Сюда приходите говорить о политике?

Опускаю взгляд на часы – мама, наверно, после укола…

– Нет, – признаюсь я, – Здесь я рисую портрет женщины.

– Вы – художник? Художникам хорошо…

Пожимаю плечами и потом говорю:

– Я хотел бы рисовать вас.

– А как с той женщиной, которую уже рисуете?

– Она больна. Кажется, неизлечимо.

– Она красивая?

Поднимаю лицо к голубому покою неба.

– Когда она прохаживается по этому двору в туфлях, которые я обуваю на её ноги, то выглядит волшебно…

– Вы обуваете на её ноги туфли?

– Мне нравится делать это.

– А ей?

– Ей это нравится ещё больше.

Возле нас останавливается медицинская сестра Рухама. У неё каменное лицо, отчего у меня возникает страстное желание пощекотать у неё под мышками.

– Сестра Зина, вас к доктору Урбаху.

– Мне пора, – говорит сестра Зина, – простите.

Молча развожу руками и снова пытаюсь представить себе её ноги.

– Меня зовут Ашер, – говорю я вдогонку сестре Зине.

***

«Жарко, – думаю я, – сегодня слишком жарко, чтобы что-либо понять; сейчас разумнее всего влить в себя бутылку пива, которая осталась на заднем сиденье «фиата», а потом убраться ко всем чертям. Или к Ирис. Та молча примет, молча отпустит… Можно раздеть её и не раздевать, можно делать с ней то, что делаем обычно, а можно и то, что обычно не делаем…»

***

Человечек из проходной прижимается ушком к приёмнику, но заметив меня, движением крохотного пальчика просит остановиться.