Читать «Семь месяцев саксофона» онлайн - страница 14

– Постель даром не даётся! – объясняют мне.

– Необходимо работать, – горестно говорю я.

Цветок на голове г-жи Шварц дрожит так, будто его

просквозило. Никакого сомнения: женщина собирается с мыслями.

Видеть дрожащий цветок крайне больно, и я сообщаю:

– У меня новая служб а – хватит и на постель, и на комнату, и на чай… Теперь буду зарабатывать ещё больше!..

Лицо г-жи Шварц вдруг светлеет, мешая ивритские слова с литовскими, она сообщает, что искренне сожалеет о своём столь раннем визите.

– Ничего страшного, – говорю я и заворачиваюсь в простыню ещё плотнее.

Поправив на голове пошатнувшийся цветок, г-жа Шварц касается дверной ручки и просит прощения снова.

– Ладно, – говорю я, натягивая на себя трусы.

***

Теперь я поднимаюсь по утрам не в шесть, а в семь или восемь, а самое главное – знаю, зачем проснулся и куда пойду. Самое поганое в жизни, когда не знаешь «зачем и куда»… Человек может работать на почте и может на почте не работать, жить в собственной квартире или снимать комнату, спать со своей женой или с чужой, но, как бы там ни было, человеку необходимо знать Куда и Зачем!.. Если человек знает, куда и зачем, то он не Дырка Сучья и так просто не забеременеет…

Сейчас заказанный портрет девочки отнесу на улицу Кинерет; потом в кафе «Будьте здоровы!» съем завтрак, который, согласно договору, причитается мне в течение трёх месяцев за портрет жениха г-жи Плоткиной; потом, насытившись, отправлюсь к центральному магазину, на ступеньках которого рисую лица граждан города (одно лицо – тридцать шекелей); позже, снова согласно договору, пообедаю (салат, биточки, фруктовое мороженое) и прибуду на новую службу – это когда начнёт темнеть и когда спадёт жара.

– Мим, – говорю я, – теперь я ухватился… Это ведь отлично, что я ухватился, верно?

– Ещё бы! – молчит медвежонок. – Теперь ты не Дырка Сучья…

– Только вот моя мама…

– Да, только твоя мама…

***

«На меня находит, – сказала тогда мама, – на меня просто находит…»

***

Иногда находит и на меня, только я не стану напиваться и терять сознание.

Лейтенант Кон требовал: «Не сметь умирать без боя!» – и мы делали так, как требовал наш командир, потому что были хорошими солдатами и знали, что на войне не бывает личных вкусов и мнений – это в школьные годы позволяется орать об этих очень-очень-очень-очень-очень-очень-очень-очень личных вкусах и мнениях – а на войне для личных вкусов и мнений нет времени; времени нет даже для слёз.

Конечно, сейчас не война, но раз солдат – всегда солдат, и он никогда не посмеет умереть без боя…

***

– С собою не сражаются, – мама сидела в углу дивана и держала в руках диск с записью Шопена. – Не с собою!.. Наверно, я негодная мать и негодная женщина, но сражаться с собою – грех! Разве можно против своего Создателя? Сын, прости… Можешь не прощать… Мир, думаешь, на чём держится? Нет, не на добре и не на любви, как и не на жестокости. Мир на правилах и законах держится!.. Везде и во всём правила и законы… Даже беззаконье – непременный закон мира!.. Только я есть я, и по правилам мира у меня не получается; мне по своим нужно, по собственным… Ты не прощай, только знай, что я сражаться пыталась, но вся, как есть, грехами обросла, ибо по правилам мира сражалась… Против себя сражаться не получается… Конечно, человека можно хорошенько встряхнуть, а бомбы и пули покалечить могут, только тоска, страсть, мечта – они ведь и в глухом, и в слепом и даже в обрубке, который не в состоянии самостоятельно с кровати скатиться…