Читать «Сельва умеет ждать (с-2)» онлайн - страница 60

Всего понемножку, на радость нёбу и на пользу телу. А первым делом, конечно, рис, который всему голова. Есть рис – будет и песня, так говорят в народе.

В дни красной стрелы пища воина – тертые корни жиньши, всем поровну, от вождя до последнего двали.

На разбухшие в кипятке опилки похожа безвкусная бурая кашица, неприятно вяжущая гортань. Но каждый, кто ест ее день за днем, не знает усталости и может обходиться без пищи треть луны кряду, нисколько не теряя сил. Чудесный корень, дар Тха-Онгуа народу дгаа, обостряет взор и утончает слух, помогает руке удвоить твердость, а ноге учетверить легкость.

Но всему есть цена.

Вскипает кровь едока жиньши, твердеют ятра и подобно стреле вздымается могучий иолд. Огневица желания неотступно терзает плоть, если же на рассвете и смыкаются веки, то пляшут перед спящим, призывно изгибаясь, крутобедрые, трясущие выменем; соски их подобны ягоде ам, а пряный запах манит и влечет…

И так изо дня в день.

Ой-ё!

Даже дряхлые мвамби, наевшись каши жиньши, мечутся на подстилках в холодном поту…

Каково ж молодым?!

Дгеббузи, величайшее из табу, наложено Предком-Ветром на близость с женщинами своего поселка в дни красной стрелы. Нарушить запрет означает оскорбить Высь и отдать победу врагам. Дана, правда, и малая поблажка: кто вконец изнемог, вправе облегчиться в селении врага. Но стерегись, нетерпеливый двали! На время успокоится буйная плоть, но и сила магических знаков, нанесенных на кожу дгаангой, истает наполовину, приоткрыв острому ттаю путь к печени твоей, а тяжкому къяхху – тропу к твоему сердцу…

Ой-ё!

Как же быть, если совсем невтерпеж?!

Есть и на такой случай хитрость, заповеданная пращурами!

В просторных загонах на окраинах селений дгаа пасутся особые козы – белоснежные, с шерстью мягкой, как пух, и запретное их по милости Незримых ничем не отличимо от того запретного, что скрыто меж ног женщины. В дни мира свежей травкой и ключевой водою ублажают двали ласковых козочек, приучая к себе, а в суровые ночи войны, войдя в загон, без боязни предаются любви…

Но где они, дозволенные и желанные?

Ой-е-йо-оо…

Остались в пылающем Дгахойемаро!

Вот почему, оказавшись ненароком близ круглого дома, нет-нет, да дрогнет ноздрями молодой воин, и хоть сам пройдет, храня гримасу невозмутимого достоинства, но бестолковый иолд сам собою отклонится в сторону невысокого входа…

Восстань ныне кто-то из первопредков, дабы силой своей поддержать потомство свое, он, несомненно, удивился бы: почему рядом с нгуаби, предводителем воинов, не видно Верховного Вождя? А затем умер бы вновь, узнав, что Вождь – женщина.

Со времен Сотворения не бывало такого.

Но непобедимый Дъямбъ'я г'ге Нхузи кроил законы Тверди без оглядки на Высь…

Исступленно мечтавший о наследнике-сыне, он, почуяв дуновение смертного вихря, велел старейшинам и жрецам присягнуть разбухшему животу младшей жены, и воли его хватило на то, чтобы остающиеся жить подчинились уже почти неживому, рисом и кровью присягнув на верность еще не рожденному Вождю.