Читать «Сегодня я не умру» онлайн - страница 15

Начинало темнеть.

– Может, пойдем, чайку попьем? – предложил я.

Олег пожал плечами:

– Давай, я не против.

Он резко встал, покачнулся и, наверное, упал бы, если б я не подхватил его под руку.

– Эй-эй, – придержал его я. – Ты слишком резвый, парень. Не хватало еще, чтоб ты в обморок прямо тут грохнулся. Мне совсем не улыбается тащить тебя в дом на своем горбу. Так что давай-ка поаккуратней. Ладно?

– Ладно, – смущенно отозвался он и осторожно двинулся к лестнице.

Пока закипала вода в чайнике, я приготовил чашки и достал из буфета печенье и смородиновое варенье от любезной Фаины.

Олег сидел за столом и меланхолично смотрел в окно.

У меня не шли из головы его слова. За два дня, что прошли с той злополучной ночи, я как-то успел подзабыть, для чего здесь этот человек. Я видел перед собой обыкновенного молодого мужчину – здорового, трезвого, вменяемого – и у меня в голове не укладывалось, что он здесь, чтобы убить меня.

Убить меня!

Черт побери, и ведь он пытался это сделать! И то, что у него ничего не вышло, вовсе не гарантировало, что он не попытается еще раз.

– В следующий раз будешь кого-нибудь убивать – не трать время на разговоры, – сказал я, разливая кипяток по кружкам и усаживаясь за стол. – А то получается как в плохом кино: пока злодей произносит речь, вместо того чтобы сразу пришить главного героя, тот под шумок отрывает злодею яйца.

– Учту, – хмыкнул Олег и уткнулся носом в кружку.

Я макал печенье в Фаинино варенье, смотрел на мужчину, сидящего напротив меня, и пытался представить, каково это – убивать человека. Я знал, что такое врачебная ошибка. Я даже знал, что такое халатность. Но осознанное убийство…

– Скажи, что ты чувствовал тогда ночью? – спросил я его.

Олег понял меня.

– Ничего, – ответил он.

Я не поверил ему:

– Не может быть! Ты же не робот, ты живой! А живой человек не может убивать другого человека и ничего при этом не чувствовать.

Он поставил чашку на стол и устало потер глаза.

– Знаешь, – сказал он. – На самом деле я давно убил тебя. Причем, много раз. Так что одним разом больше, одним меньше…

Мне вдруг сделалось так тоскливо. И расхотелось расспрашивать дальше.

– У тебя есть семья, дети? – поинтересовался Олег.

– Ты же знаешь обо мне все. Так чего спрашиваешь? – огрызнулся я.

– Знаю, – проигнорировал он мой тон. – На самом деле я не это хотел спросить. Я хотел знать, любил ли ты когда-нибудь? По-настоящему?

– Какое это имеет значение? Ты что – не убьешь меня, если я любил?

Он пропустил мимо ушей последний вопрос:

– Просто тогда бы ты меня понял.

Я рассмеялся:

– Ну конечно! И даже простил бы!

Олег промолчал, опустив голову. А когда снова поднял ее, его глаза подозрительно блестели:

– Я люблю свою жену. И сына. Я так их люблю, что пойду ради них на все. Даже на это.

Он с трудом проглотил комок в горле.

– Извини, мне что-то нехорошо. Наверное, мне лучше прилечь.

Он встал, покачнувшись, и уцепился за край стола, чтобы не упасть. Я не поддержал его. Он постоял немного, борясь с головокружением, а потом короткими неровными шагами побрел к себе в комнату.

Вот ведь сволочь! В эту минуту я почти ненавидел его.

Я прожил на этой земле как минимум лет на десять дольше него, но что было в моей жизни по большому счету?

Да, было дело, которому я посвятил всего себя и в котором был лучшим – чего уж тут скромничать. Но что кроме этого? Два неудачных брака и несколько связей разной продолжительности и напряженности?

Кого я любил, и кто любил меня? И ради кого я мог бы убить?

Ну, уж точно не ради первой жены. И уж тем более не ради второй.

Я хмыкнул и ненадолго развеселился, вспомнив свой второй брак с его шумными разборками, битьем посуды и призывом соседей в качестве свидетелей моей гнусности и бесчеловечности. Соседям-пацифистам впору было ставить памятник за кротость и терпение.

Каждая из женщин, бывших рядом со мной некоторое время, обвиняла меня в одном и том же: эгоизме и кобелизме. Последняя пассия была откровенней всех: «Ты эмоциональный импотент, мой милый. И, к счастью, столько пьешь, что скоро станешь импотентом физиологическим, чего я тебе от всей души желаю». Это были последние слова, которые она сказала перед тем, как уйти.

Честно говоря, я не понимал, почему все они так меня ненавидели. Ведь я всегда был с ними честен – никогда никому не обещал любви до гроба и уж тем более не обещал хранить верность на веки веков. Чего ради?

И не надо мне рассказывать про экстаз, в котором волшебным образом сливаются две души, и который возможен, когда занимаешься сексом только с тем, кого любишь. Это хрень полная: секс не имеет никакого отношения к любви, поскольку является обычным физиологическим актом, удовлетворяющим простейшие потребности организма, – в точности как сон, еда или испражнение. Причем, чем больше терпишь, тем больше удовольствие. Не знаю, как насчет оргазма, но нечто похожее хоть раз в своей жизни испытывал каждый, кто с переполненным мочевым пузырем или готовым лопнуть кишечником добирался, наконец, до унитаза. А как описать наслаждение, с которым ты, уставший до смерти после 48-часовой смены, падаешь головой в подушку?

Да и, говоря по правде, сама концепция любви – во всяком случае, такая, как ее понимали мои женщины, – вызывала у меня большие сомнения. Всем им по большому счету хотелось лишь одного: чтобы их пустили в душу – в малюсенький-премалюсенький уголочек, потому что больше им и не надо, лишь бы быть рядом. Ага, как же! Стоило только дать слабину, как они сначала робко и незаметно, а потом все нахальней и бесцеремонней начинали требовать все больше и больше времени, места и внимания. Рано или поздно мое терпение кончалось, и я опять оставался один, в блаженном одиночестве, пока через какое-то время снова не попадал в поле зрения очередной искательницы счастья.

Почему всегда спрашивали только с меня? Почему никто никогда не интересовался, чего хочу я?

Мне сделалось совсем тоскливо. Я достал из буфета бутылку самогона, подаренную Федором по случаю исцеления от кишечного расстройства, вызванного неумеренным потреблением просроченной ветчины, выменянной у китайцев на два литра точно такого же самогона. Выдернул пробку, плеснул в стакан и выпил в один глоток, не дыша.

Фу-у! Ну и гадость!

У меня был спирт, но идти за ним в комнату, где лежал Олег, совсем не хотелось.

Огненная жидкость потекла по пищеводу, обжигая стенки, и разлилась внутри горячим озером, согревая желудок и душу.

Мне вдруг вспомнились студенческие попойки – веселые посиделки, заканчивавшиеся под самое утро. Час на сон, и бегом на лекцию. Или в анатомку.

Да, хорошее было время – славное, беззаботное. Никаких тормозов, никаких обязательств.

А еще мне вспомнилась одна девочка по имени… Впрочем, не важно, как ее звали.

Сначала мы учились в разных группах и виделись только на общих для всего потока лекциях. Но после выбора специализации оказались вместе в одной группе.

Она была такая же, как я – веселая, бесшабашная. Нам было очень хорошо вместе, и мне казалось, что мы очень похожи и ей нужно то же, что и мне – то есть ничего. Она никогда ни о чем не просила, а я и не предлагал. Поэтому сильно удивился, когда она взяла да и вышла за нудного аспиранта-офтальмолога.

Да ладно, чего теперь-то врать? Я не удивился – я был раздавлен. В день их свадьбы я напился до полуобморочного состояния и не просыхал три дня. А когда пришел в себя – собрался с силами и продолжил жить.

Потом ее аспирант защитился, стал доцентом, и они уехали в Саратов, где ему предложили кафедру.

Мы больше никогда не виделись, и я понятия не имел, где она сейчас, живет ли со своим офтальмологом или бросила его, есть ли у нее дети.

Я редко вспоминал ее – только тогда, когда мне становилось совсем плохо. И это она не давала мне скатиться на самое дно. Я просто представлял, что бы сказала она… и останавливался у последней черты.

А потом в моей жизни произошло то, чего она никогда мне не простила бы.

И оказался здесь.

Я почти ненавидел Олега. И завидовал ему.

И еще – я бы, наверно, убил за ту девочку.

И за деда.