Читать «Северный крест. Миллер» онлайн - страница 188

Валерий Дмитриевич Поволяев

   — Скоблин, помогите! — Штроман продолжал говорить на чистом русском языке, голос его был спокоен и жесток.

Платок он по-прежнему держал на лице Миллера, и как генерал ни пробовал отодрать эту вонючую мерзкую тряпку, из его попыток ничего не получалось!

Движения Миллера становились всё более слабыми и вялыми, какими-то неуверенными, он стал сползать вниз, на пол. Скоблин подскочил, помог Штроману удержать пленника на ногах.

   — Ну вот и хорошо, — довольно проговорил Штроман, — вот и ладненько. Считай, полдела сделано.

Скоблин молчал.

Именно в эту минуту подоспел четвёртый человек, носящий фамилию Вернер, представлявшийся «сотрудником германского посольства», неверяще ощупал Миллера железными пальцами и произнёс по-русски, также без всякого акцента:

   — Мол-лодцы!

   — Рады стараться, ваше превосходительство, — насмешливо отозвался Штроман.

Запечатанный конверт с запиской Миллера лежал перед Кусонским на столе, тот изредка поглядывал на него, но никакого беспокойства не испытывал. Конверт этот — обычная перестраховка Евгения Карловича, который за свою жизнь умудрился побывать в самых разных передрягах. Их было столько, что он им потерял счёт: его и солдаты пробовали поднять на штыки, и лупили смертным боем на фронте, не жалея кулаков, и стреляли в него, и заманивали в ловушки — всё у Миллера было, но, слава Богу, он до сих пор цел, жив и здоров. Прожил немало и ещё проживёт столько же.

Сегодня вечером у Миллера должно состояться плановое заседание общества северян. Наверняка генерал проведёт его у себя в кабинете, здесь будет и чай с пряниками и бубликами, которые испекут бывшие архангелогородские хозяюшки, будут и разговоры и восклицания, произносимые с деланным воодушевлением «А помнишь?». Всё уже осталось позади, война проиграна, теперь всем уготовано одно — восклицать «А помнишь?». Кусонский улыбнулся про себя, уголки рта у него иронично дёрнулись, в следующий миг он вновь углубился в бумаги, которыми был завален его стол.

Поначалу он тоже ходил на собрания однополчан, обмусоливал в пылких речах прошлое, пил водку и заедал её сладкой местной селёдкой — во Франции не умеют солить селёдку, в отличие от России, получается нечто такое, с чем можно пить чай, но нельзя лить водку... Разве мужчины, живущие в России, едят сладкую селёдку?

Кусонский, не выплывая из своих бумаг — плыл по ним, словно по широкой реке, — вновь покачал головой. С улицы донеслось несколько встревоженных автомобильных гудков, будто кто-то наехал на человека. Кусонский встряхнулся раздосадованно, «выплывая на поверхность», но не выплыл, чуть не дотянул, и поскольку автомобильные гудки то ли до него больше не доносились, то ли уже перестали звучать, Кусонский вновь погрузился в бумаги.

* * *

В восемь часов вечера в кабинет Миллера начали сходиться северяне — поседевшие, постаревшие, необычайно говорливые, некоторых из них невозможно было узнать, так искорёжило, изменило их время. Чинно, будто гимназисты, гости рассаживались по стульям.