Читать «Северный крест. Миллер» онлайн - страница 179

Тем не менее двадцать пятого декабря 1936 года Миллер опубликовал положение о приёме русских эмигрантов в армию генерала Франко. Основное место в положении занимал пункт, гласивший, что добровольцы должны иметь удостоверения о благонадёжности, подписанные Миллером. Бумага, сочинённая в Париже и небрежно подмахнутая председателем РОВСа, имела в Мадриде большой вес, о чём, кстати, генерал Франко после своей победы не раз говорил...

* * *

Вечером Миллер появился дома оживлённый, потёр руки:

   — Тата, у меня есть два билета на Иду Рубинштейн. Пойдём?

   — Обязательно пойдём.

Ида Рубинштейн считалась одной из загадок эмиграции. Нервная, с отточенными движениями, с бледным красивым лицом, она являла собою этакий вопрос в вопросе.

Была она очень богата, никогда не считала денег. В особняке, где она жила, стояли специальные вольеры с очень дорогими обезьянами, а деревья в саду раз в неделю переезжали на новое место. Это был обязательный ритуал. Мало кто знал, что деревья росли в специальных бочках и эти бочки еженедельно выкапывали из земли и переносили в другой угол сада, и ямы затем сравнивали с землёй. Это делалось для того, чтобы у хозяйки никогда не пропадало ощущение новизны.

Развлекая хозяйку и её гостей, по саду ходили павлины, а под одним из деревьев обязательно лежала пантера — любимица хозяйки. По ночам она охраняла вход в спальню Иды.

Представления Ида Рубинштейн давала редко, но когда объявляла об очередном спектакле, весь эмигрантский Париж выстраивался в очередь: всем хотелось увидеть, чем на этот раз удивит публику несравненная Ида, над головой какого мужчины вспорхнёт её изящная длинная нога, появится ли она на сцене обнажённой — как в финале «Семи покрывал» — или же будет в костюме, специально придуманном для неё художником Львом Бакстом в «Персефоне», музыку к которой по заказу самой Иды (она выложила за это семь с половиной тысяч долларов наличными — сумму по тем временам гигантскую) написал великий Игорь Стравинский.

Если честно, Наталья Николаевна недолюбливала Иду Рубинштейн за эту её болезненную экстравагантность, за стремление превратить жизнь в цепь балетных па и в одном из прыжков вознестись выше собственной головы, но, подверженная общим устремлениям, также стремилась попасть на представления Иды. В зале супруга генерала обязательно подносила к глазам маленький театральный бинокль и говорила:

   — Дайте-ка мне взглянуть на даму, которая, чтобы съездить в Ниццу, покупает целый поезд... Ну не стыдно ли?

Иде Рубинштейн не было стыдно, это чувство ей вообще было незнакомо.

Денег у неё было столько, что она могла купить не только целый поезд до Ниццы — кстати, она так делала не раз, поскольку очень не любила попутчиков, — могла, кажется позолотить все кирпичи в Париже, не говоря уже о булыжных мостовых. Деньги она никогда не считала, приравнивая их к грязи. Их у Иды было больше, чем грязи. Наверное, если можно было бы собрать грязь во всей Франции, и то её всё равно оказалось бы меньше, чем рублей, франков и долларов у несравненной Иды.