Читать «Светские преступления» онлайн - страница 99

Джейн Хичкок

— Мы не раз обсуждали аферу с ожерельем и всегда сходились на том, что большинство историков недооценивает ее значение.

— Как же иначе? — хмыкнула Эжени. — Ведь речь идет всего-навсего о женской побрякушке!

— И о ситуации, которой самое место на театральных подмостках.

Меня неизменно интриговала история о том, как ловкая мошенница разыскала проститутку, поразительно похожую на Марию Антуанетту, и с ее помощью разжилась через одного из самых могущественных людей Франции ожерельем стоимостью в четыре миллиона. Такое можно прочесть разве что в романе, и тем не менее это исторический факт. Рассматривая превосходную копию злополучного колье, я снова вспоминала, как обнищавшая аристократка по имени Жанна де ла Мотт-Валуа убедила кардинала Роанского, что Мария Антуанетта просит приобрести для нее бриллиантовое колье, но только в тайне, чтобы опять не поднялся крик насчет ее мотовства. Переодев проститутку по кличке мадам Олива в королевские одежды, она свела ее с кардиналом в садах Версаля тихой лунной ночью. У Роанского, слывшего льстецом, не возникло и тени сомнения, что перед ним сама королева. Он упал к ее ногам и поклялся всем святым, что добудет ожерелье. Свое слово он сдержал. Ожерелье было передано Жанне де ла Мотт-Валуа предположительно для королевы. Мошенница целый год прожила в роскоши, понемногу извлекая и продавая бриллианты, пока афера не была разоблачена.

Король Людовик XVI совершил серьезную ошибку, обвинив во всем кардинала. Суд над Роанским изобличил целый двор как шайку бесхарактерных, безмозглых марионеток. К тому же цель не была достигнута: вопреки свидетельству обвиняемого вся Франция упорно считала королеву главной виновницей, а никак не жертвой чужих махинаций. Оправдательный приговор Роанскому окончательно подорвал популярность королевы и существенно ослабил монархию.

— А что стало с проституткой, так убедительно сыгравшей Марию Антуанетту? — поинтересовалась Эжени.

— С мадам Оливой? Ее отпустили восвояси. Зато де ла Мотт обзавелась буквой V на каждом плече (от слова voleuse, которым клеймили мошенниц) и провела остаток жизни там, куда я с радостью отправила бы Монику, — в тюрьме.

— Надо же, а королева, которая была вообще ни при чем, в конце концов рассталась с головой!

— По-моему, это очень перекликается с историей моей жизни. — Я сняла ожерелье и положила его в футляр.

— То есть Моника — твоя личная Жанна де ла Мотт? — хмыкнула Эжени.

— Не совсем так. Де ла Мотт получила по заслугам, — возразила я и с треском захлопнула футляр.

Прошло еще несколько дней. Около двух часов пополудни, вернувшись из Лувра под моросящим дождем, я нашла у себя на постели конверт. На нем не было даже адреса Эжени, не говоря уже об обратном, — ничего, кроме строчки «Для миссис Джо Слейтер», отпечатанной посредине заглавными буквами. Я была уверена, что в конверте лежит счет из магазинчика за углом, где в тот же день утром я купила для клиента пару расшитых гарусом подушек. Однако внутри оказались позаимствованная Бернаром фотография и сложенный вдвое лист. Я с нетерпением развернула его.