Читать «Свадьбу делать будем?» онлайн - страница 78

Пропела вкрадчивым голоском старшей сестры. Чуть настойчивее подтолкнула Варе визитку – тоненькой когтистой лапкой между блюдечком и чашкой. А к этому прибавила жестче, с незнакомой настойчивостью, не предполагающей обсуждения:

– Операция займет от силы сорок минут, под местным наркозом. Обратимость вернется. У тебя всегда будет выход. А розы вырастут сами, вот увидишь. И, конечно, не прикидывайся – ты отлично понимаешь, о чем я.

2

После похорон жены дедушка Савелий ходит на кладбище каждый день вот уже три года – так говорили его соседки-дачницы. Не пропускает ни дня, уверяли они, ни одного дня, включая выходные и праздники. Обычно он отправляется туда после позднего обеда или ближе к вечеру, чтобы дождаться наедине с тишиной захода солнца – вот какая любовь. Они прожили вместе сорок один год, и теперь каждый день, в один особенный миг, будто все же осилив, будто очнувшись от оторопи, в которую обернулась жизнь без нее, дедушка Савелий решительно хлопает себя по коленям. Чуть трясущимися костлявыми ручонками прилаживает на дверь домика тяжеленный ржавый замок. И усердно шаркает к своей единственной по тропинкам, тротуарам, велодорожкам, а потом уж по кромке шоссе, придерживая кепарик, чтобы головной убор не сдуло настойчивым ветром от проносящихся мимо фур и автобусов.

Давным-давно поняв эту привычку дедушки Савелия, соседки не считают его ежедневные походы на кладбище заскоком или чудачеством, а принимают с молчаливым и уважительным пониманием. После всего, что произошло, после ее долгой болезни и той последней зимы, когда он один пытался ее выхаживать в этом самом домике, ему теперь необходимо побыть одному, помолчать с той, которая всегда была рядом, среди тишины соснового парка, среди бесшумного листопада редких осин кладбища. Соседка справа была уверена, что ежедневные свидания – особый ритуал воспоминаний и стыдливых старческих слез. Дедушка Савелий не возражал. А на сдержанные советы соседки слева, которая упрашивала не мучить себя, а лучше все-таки съездить к сыну или пригласить внучку на лето, он лишь грустно покачивал головой. Вряд ли эти румяные добродушные дачницы догадывались, что каждый день он на самом деле убегал от стен с узорами обоев, в которые мелкими бобовыми корнями вплеталось множество минут и слов. Мелкие корешки минут, цепкие тоненькие усики-слова держали его так крепко в горестной и беспросветной растерянности. Ведь это теперь и была его единственная жизнь. Но дедушка Савелий все равно справлялся, решительно хлопал себя по коленям, на некоторое время освобождался из паутины прошлого и все-таки убегал подышать смолистым закатом, мокрым песком и хрустальными капельками, свисающими с веток сосен.

Каждый день дедушка Савелий спускался по деревянной лесенке, жевал песок шажками, пыхтел к сухому дереву, которое умерло, упало и с тех пор служило дикой скамейкой, обросшей по краям кустиками облепихи и гербарием сухих трав. Дедушка Савелий, морщась, кое-как присаживался на посеревшее от дождей бревно. Укладывал кепарик на колено. Обозревал пустынный берег. Заглядывал в даль моря, где ниточка ртути тянулась, неуловимо мерцая, темнея до антрацита по краям. Никого в целом мире не касалась правда: каждый день он приходил на берег моря и с радостью забывал здесь обо всем на свете. Убегал отовсюду, бессовестно переставал думать об умершей жене, выпускал из памяти сына и женщин, среди которых этот парень окончательно заблудился, больше не ждал звонка от двух закадычных приятелей из ремонтной мастерской. Смотрел вдаль, неожиданно вытряхнув из себя всю случившуюся жизнь, будто опилки из нутра игрушечного вельветового медведя. Только упоительная, почти недозволительная прозрачность вечернего воздуха. Только уходящий вдаль песчаный берег. Переливчатая, свинцовая гладь вод, проникающая в душу ультракаиновой анестезией. И солнце, которое вот-вот качнется и беспрепятственно покатится на закат, каждый раз незаметно вытягивая, вызволяя вслед за собой из широкого морского рукава ночь. Дедушка Савелий смотрел вдаль, ненадолго осмелившись видеть только волны, только неторопливые парочки, прогуливающиеся в обнимку по мокрой полосе песка. А потом снова начинало простреливать и саднить в левой лопатке. Он поеживался, морщился, пытался найти положение, чтобы не чувствовать нарастающее неудобство. И каждый раз в спине начинало тянуть, отвлекая его от созерцания волн, а потом и вовсе заставляя опомниться, устыдиться, кое-как приподняться и поскорее возвращаться назад.