Читать «Сборник статей, воспоминаний, писем» онлайн - страница 2

Василий Иванович Качалов

   В. И. полагал, что на его страсть к театру имела влияние профессия отца-священника, относившегося к церковной службе "артистически". Сильный голос, священнически-актерский пафос во время "богослужения" не могли не производить впечатления на сына. Несомненно и его моральное воздействие на мальчика. В Вильно, где было много бедного еврейского населения, отец Качалова, в противовес многим другим представителям церкви, тепло и дружески относился к евреям. В этой домашней атмосфере надо искать истоки убеждений, характерных для зрелого Качалова: В. И. всегда считал антисемитизм одним из самых гнусных человеческих преступлений.

   Впервые он выступил на сцене в роли Хлестакова, в гимназическом общежитии. Он учился в шестом классе. "До сих пор помню ощущение своего восторга от полного успеха,-- вспоминал Качалов.-- Я стал кумиром Большой улицы и "Телятника" (сквер в Вильно)" {В. И. Качалов. Мои первые шаги на сцене. "Экран", 192 Я NoNo 6, 7, 8.}. Началось увлечение драматическим театром, вечера на галерке. На переменах между уроками юный актер "жарил" монологи Гамлета, Отелло, Уриэля Акосты, рассказывал комические истории. В том же 1891 году, 16-летним гимназистом, он сыграл Подколесина и Ноздрева. Уже в этом возрасте он знал и ценил величайшие литературные памятники. Один из гимназических товарищей Василия Ивановича, увидав в 1935 году в Музее MX AT портрет Качалова в гимназическом мундире, писал ему: "Я живо вспомнил тогда, как я, забыв все и вся на свете, смотрел Вам в рот, из которого лились удивительные стихи "Илиады". Вы читали их в полутемном гимназическом актовом зале, кажется, в присутствии попечителя Сершевского. Экспрессия и удивительный уже и тогда качаловский тембр голоса до сих пор живут в моей памяти. Мы были тогда, кажется, в 6 классе. Много лет прошло с тех пор, а качаловское обаяние не только осталось, но так беспредельно выросло. И я ощущаю в себе что-то огромное уж от одного того, что сейчас, на склоне лет, могу сказать, как живой свидетель, что я помню Качалова гимназистом, помню, как уже тогда он пленял наши молодые сердца так, что ненавистный нам греческий язык в его устах и в его передаче получал для нас особенную прелесть".