Читать «Самая страшная книга 2020 (антология, )» онлайн - страница 263

Дмитрий Владимирович Лазарев

Это закон стиральной машины. Закон бога из стиральной машины. Или демона – как тебе угодно. Если бросаешь в барабан что-то маленькое, будь готов, что оно исчезнет навсегда.

С тобой такое случилось. Со всеми случалось. Кто-то закладывает два носка, а получает один. Кто-то запирает в стиральной машине одного ребенка и не находит потом ни одного…

Катя вспомнила невероятное количество белья, которое, по логике, никак не могло бы влезть в машинку подобных размеров. Которое не уместилось бы в любой существующей на свете стиралке. Чтобы его вместить, внутри должно быть место. Очень много места. Возможно, не в этом мире.

Она представила, как блестящий барабан странным образом деформируется, превращаясь в бесконечный стальной коридор с грязной водой оттенка крови. Где-то там, в конце, живет бог из стиральной машины. Или демон – как ей угодно. Если она захочет, трупик Женечки останется там навсегда.

– Нет, – всхлипнула Катя. – Не могу. Я его люблю.

Ее кожа покрылась мурашками. Катя запнулась, поняв, что, несмотря на свои слова, она очень даже может. И в этот самый момент совсем не любит сына.

Бог из стиральной машины удовлетворенно загудел мотором.

– Я не могу так. – Катя отвернулась от лица, торчавшего из мокрых тряпок. – Я не хотела.

В мыслях ее было: «Только бы он не заставил меня. Не заставил сказать вслух, что я хочу оставить Женечку там. Навсегда».

Но он (или она, ведь все-таки это была стиральная машина) не заставил. Барабан продолжал вращаться. Насос с хлюпаньем перекачивал воду, а табло показывало оставшиеся семьдесят три минуты.

Кто-то закладывает два носка, а получает один. Кто-то запирает одного ребенка и не находит ни одного, – проговорило нечто из стиральной машины.

Послышался стук, будто забытая в джинсах монетка вывалилась из кармана и врезалась в стекло. Или вместо монетки была костяшка пальца на крошечной ручке. Катя вздрогнула. Подняв взгляд, она увидела мертвое детское лицо с налипшим поверх вытекшего глаза одиноким носком.

Бельевая масса ожила, встопорщилась, забурлила, и в какой-то миг Женечки не стало.

Дело шло к вечеру. Машинка закончила стирку и самостоятельно запустилась вновь. Катя скрючилась на резиновом коврике, обхватив колени руками. Тело закоченело, но она не делала попыток подняться. Тем более все, во что можно было одеться, крутилось в барабане.

Понимая, что перед смертью сын чувствовал такой же сковывающий, подвальный холод, Катя ощутила желание умереть самой.

Что, если он заполз внутрь, чтобы согреться в тряпье? Думать об этом было невыносимо.

Она с ненавистью глядела в бельевой круговорот. Вода отсвечивала розовым, и Катя осознала, что все еще высматривает трупик Женечки. Изуродованное лицо или ладошку, скребущую по стеклу кругами.

Страха не было. Внутри кипело отчаяние, и кое-что более жуткое, нежели страх. Имя этому чувству было сомнение.

Если ничего не было? Если это безумие? Если она просто позволила сыну заползти внутрь и включила стиралку? И заполз ли он туда?