Читать «Рыжий дьявол (б-3)» онлайн - страница 187

Как только он принес рукопись в местное издательство, отношение к нему изменилось. Его стали упрекать в том, что он недостаточно критически относится к белой эмиграции. И вообще идеализирует буржуазный Запад.

Поначалу автор не придавал критике большого значения… Но после венгерских событий перепугался.

— Понимаете ли, друг мой, — говорил он, сидя со мной за столом и прихлебывая пиво. — Вся глупость в том, что я этот самый Запал вовсе не идеализирую! Я там жил по-всякому, бывало и бедствовал. Испытал и голод, и ужасающее одиночество… И через табак меня пропускали… И я обо всем пишу честно. Но, конечно, я Запад не ругаю последними словами, не поливаю его дерьмом. Там ведь есть и положительные стороны. И я хочу быть объективным. Так нет, этого нельзя! Надо, чтоб поливал…

— А что сейчас с вашей рукописью? — поинтересовался я.

— Вернули на доработку. — Он вздохнул. — Но, собственно, как дорабатывать? Литература — не пашня. Навозом ее удобрять нельзя! Нет, очевидно, книга моя уже не увидит свет… Да я, признаться, и сам не рад, что ввязался во все это.

Несмотря на то, что мы принадлежали с ним к разным поколениям (он был старше меня на двадцать пять лет), мы как-то быстро и легко сдружились. И успели о многом поговорить… И так, в разговорах и выпивках, прошло несколько дней.

* * *

Прошло несколько дней. И как-то раз в нашей подпольной коммуне появился новичок. Увидев меня, он воскликнул:

— Ты, старик, на свободе? Вот так штука! А мне говорили, что ты уже арестован. Кто-то даже видел, как тебя вели под конвоем…

И вот тогда я не выдержал.

— К черту все, — сказал я, — надоело! Надо возвращаться в Москву! Там народу много — я затеряюсь в толпе… А оттуда при первой возможности махну во Францию к родственникам.

— А кто, кстати, ваши родственники? — поинтересовался Роман Сергеевич, — может, я их знал?

Я назвал ему имена. Объяснил, что они из колонии донских казаков. Он проговорил с сомнением:

— Донские?.. Г-м. Должен сказать, что в годы войны я как участник Сопротивления всегда опасался своих соотечественников. И особенно — казаков… Не стройте больших иллюзий! Эмигранты — публика весьма специфическая. Многие там из антисоветских давно уже превратились в антирусских. И вообще там можно столкнуться с такой злобой, с такой ненавистью, что даже вы, человек, испытавший немало, содрогнетесь и растеряетесь.

— Но не все же там такие?

— Не все, конечно… Многое зависит от удачи, куда попадешь.

— Что ж, — сказал я, — буду надеяться на удачу.

— А что вы, простите, собираетесь там делать?

— Буду писать. Причем прозу! Хочу рассказать о своей жизни, о своих приключениях. И одновременно о своей стране. Я ее всю исходил вдоль и поперек. И знаком с такими вещами, о которых мало кто знает… Понимаете, я перегружен материалом! Но здесь этот материал мне никогда не удастся полностью реализовать. Слишком строги у нас цензурные запреты. Из-за этой дурацкой цензуры поневоле сбежишь. Но, конечно, — я потянулся за папиросами, — цензура не единственная причина…