Читать «Русь на Мурмане» онлайн - страница 5

Палицын долго не рушил молчание, и Митроха не решался встать с колен, взглянуть на дядьку.

— Собирайся. Завтра до свету выступаем.

Отрок выдохнул и поднялся.

— Поедешь в обозе. Коня лишнего у меня нет для тебя. От Устюга по весне поплывем на лодьях до Студеного моря. Далее через корельские глухие леса да болота пробираться станем... Как знать, — добавил Иван Никитич с сомнением, — может, доведется узнать о твоем прадеде Григорье Хабаре. Для чего он голову сложил на том море, где преисподняя близко. А о поместье вашем... коли даст Господь живым вернуться, потолкую с князем Петром.

— Дядька... — Глаза Митрохи заблестели благодарным восторгом. — Вот ежели б ты был моим отцом... Как бы я слушал тебя! ... Из воли твоей ни на волос никогда б не вышел!..

— Довольно об этом! — отрезал кормилец. Однако было заметно, что он уже нисколько не сердит. — Поглядим, впрочем, как будешь слушаться.

Прежде чем броситься укладывать в обоз все потребное для дальнего похода, Митрофан распугал в детской светелке мамок и нянек, усадил себе на загривок зевающего Афоньку и промчал его по всему дому, радостно игогокая. Афонька осоловело ликовал.

2

Устюг, что стоит у слияния трех северных рек, не похож ни на один другой город привольной Руси. Здешние люди будто не на земле живут, а на воздусях. Ни к чему не прикипают, ни к дому, ни к делу, а живут тем, что взбредет в голову. В торговый ли путь снарядятся, в югру или на пермь подадутся за меховым прибытком, пограбить ли кого поплывут. А то просто лежат на печи, жуют калачи. От князя или от Бога дела для себя ждут, думами приваживают. От беса тоже могут дельце прихватить.

Митроха с первых дней разглядел устюжан — народ хитрый, разбойный, алчущий. Верно, в одной бочке когда-то солили новгородских ушкуйников и устюжских охочих людей. Но ушкуйников следы истребились от московской крепкой досады на них, а устюжане — вот они, служат государю князю, дают ему, когда нужно, рать, не спрашивая даже, куда идти — на югру ли, на вятчан, на Каянь... А где та Каянь? Говорят — у Каяно-моря, что лежит между свейскими варягами и корелами. Там, где на семи рыбных реках живет корельский народец, некогда отдавшийся под руку Новгорода и плативший ему дань. А после перекинувшийся к свеям.

Поп Кузьма, шедший с московской ратью для духовного окормления, осерчал на устюжские нравы и обозвал город вторым Содомом. Митроха плохо представлял, чем так досаден был первый Содом, но прозвище понравилось. Да и сам город пришелся ему по душе — своей бесприютностью под седым небом, бездумностью и легкостью, и оттого — вольною волей. Своими кривыми улицами, способными перекривить московские переулки. Даже тем, как грозно набухал синевой апрельский лед на реке Сухоне, обещая однажды пушечным громом и великим треском открыть двинские ворота в полуночный север, на край земли...