Читать «Русско-японская война и русская революция. Маленькие письма (1904–1908)» онлайн - страница 699

Алексей Сергеевич Суворин

Я готов пойти еще дальше в истории, даже так далеко, что дальше и идти некуда, именно прямо к семейству Адама и Евы. Каин был первым убийцей и первым борцом за политическую свободу, в особенности если верить Байрону, биографу Каина. И какой был бы эффект и волнение среди депутатов, если бы с трибуны третьей Думы раздалась такая речь г. Петрово-Соловово:

— Высокой Палате известно, несомненно Высокой Палате известно, что борьба за политическую свободу началась с Каина, сына Адама и Евы, воспетого бессмертным борцом за свободу, лордом Байроном, человеком дворянского сословия, к которому в России и я имею честь принадлежать.

Это было бы даже не так несвоевременно, как кажется. Борьба за политическую свободу, понимаемую так или иначе, смотря по развитию, постоянно сопровождается убийствами. Если люди братья, то убийства эти — братоубийства; даже если они не братья, то убийства на этой политической почве происходят весьма нередко из таких же малых причин и так же безжалостно просто, как братоубийство Каина.

Пример Каина в устах достопочтенного депутата был бы тем естественнее, что, по словам Петрово-Соловово, «политическая свобода не имеет национальности, она сверхнациональна. Как русского электричества нет, так нет и русской политической свободы». Я не стану говорить о том, что всякий народ несколько своеобразно применяет в своей жизни политическую свободу, а потому она не стоит вне национальности. Доказательство этому можно без труда найти во всякой политической азбуке, сообщающей сравнительные данные о конституциях. О партийных воззрениях на эту самую вещь и говорить нечего: октябристы и социал-демократы станут в разных плоскостях. Но я склонен подобные соображения игнорировать, чтобы добраться до корня политической свободы. Она народилась еще с первым человеком. Ведь Адам уже выразил ясное стремление к политической свободе, нарушив предписание Бога не вкушать от древа познания добра и зла. Первородный грех, очевидно, заключается в чем-то, гораздо более важном, чем принято, и я думаю, что это есть стремление к независимости, к политической свободе, сопровождаемое приятным чувством удовольствия. Дело, как известно, пошло от дьявола. Но в человеке, очевидно, заложено было это чувство самим Богом так прочно, что стоило дьяволу шепнуть Еве, что плоды древа познания очень сладки и приятны, как она не только сама соблазнилась, но и Адам не устоял. За это они были наказаны ужасно. Но зато и рай сделался таким популярным словом, что человечество стало стремиться возвратить его себе. Всемирная история есть нечто иное, как стремление возвратить рай, потерянный Адамом. Уже Каин, первый сын Адама, а может, и дьявола — законность этого первенца подвержена большому сомнению — уже к этому стремится, как сказано выше, и революционер или кадет Каин убивает брата своего, октябриста Авеля. Вот откуда идут революционеры и октябристы, от Каина и Авеля, а вовсе не от Гармодия и Аристогитона.