Читать «Русские народные сказки (Илл. Р. Белоусов)» онлайн - страница 112

— Фу-фу-фу, — говорит, — раньше русского духу было слыхом не слыхать, видом не видать, а теперь русский дух по свету шляется, в нос бросается.

Поклонилась ей девица низехонько, рассказала ей все скромнехонько.

Ну, Баба-яга ее пожалела, накормила, напоила и спать уложила. А утром рано-ранешенько разбудила и дала ей подарочек — золотое блюдечко, серебряное яблочко.

— Иди, — говорит, — к моей старшей сестре; она по Руси летает, больше меня знает. Может, она тебе путь укажет.

И пошла девица дальше.

Она день идет и другой идет. Она год бредет и другой бредет, а лес все темней, все гуще, верхушками в небо вьется. Уже вторую пару сапог железных истоптала, второй посох чугунный изломала, второй хлеб каменный изгрызла.

Вдруг видит — стоит избушка на курьих ножках, туда-сюда поворачивается.

— Избушка, избушка, стань к лесу задом, а ко мне передом: мне в тебя лезть и хлеба есть.

Повернулась к ней избушка дверью; вошла в нее девица и ахнула. Лежит там Баба-яга — костяная нога в углу на печи, на девятом кирпиче, правое ухо под себя подложила, левым покрылась, а нос в потолок врос.

— Фу-фу-фу, — говорит, — что это такое? Раньше русского духу было слыхом не слыхать, видом не видать, а теперь русский дух по свету шляется, в нос бросается. Ты что, девица? От дела лытаешь, али дела пытаешь?

Поклонилась ей девица низехонько, рассказала ей все скромнехонько.

Ну, Баба-яга ее пожалела, накормила, напоила и спать положила. А на утро разбудила и дала ей два подарочка: серебряное пяличко с золотой иголочкой да хрустальный молоток и бриллиантовые гвоздики.

— Иди, — говорит, — к моей старшей сестре; она по всему свету летает, все страсти-напасти знает, может, она тебе путь укажет.

И пошла девица дальше.

Идет она через леса дремучие, через пески зыбучие, через долины широкие, через потоки глубокие. Она год идет и другой бредет. Уже третью пару сапог железных истоптала, три посоха чугунных изломала, три хлебца каменных изглодала. Забрела в лес дремучий. И пути-дороги не видно, и спросить некого. Только кукушка кукует лесная, бездомная.

— Сестрица моя, сестрица, серая птица, тебе век куковать, а мне горе горевать, по лесам скитаться, слезами умываться, Финиста — ясна сокола искать.

Вдруг слышит — земля дрожит, ходуном ходит. Баба-яга в ступе летит, пестом погоняет, помелом след заметает. Увидела девицу, оземь грохнулась, громким голосом крикнула:

— Ты что в моем лесу делаешь? От дела лытаешь, али дело пытаешь?

Поклонилась ей девица низехонько, рассказала ей все скромнехонько.

— Пять лет я шла, пять царств прошла, на этом месте все царства кончаются.

Ну Баба-яга — костяная нога ее пожалела и говорит:

— Знаю я Финиста — ясна сокола, он сейчас на заморской царевне жениться собирается. Иди, девица, не мешкай, ног не жалей, костей не береги; вот тебе клубочек маленький — брось его на дорогу: куда клубочек мой покатится, туда и путь держи.

Обрадовалась девица, Бабе-яге — костяной ноге в пояс поклонилась и в путь отправилась.

Бросила клубочек наземь; клубочек катится, лес расступается, девица вслед идет. А лес все реже и реже, вот и море синее, раздольное, а над ним, как жар, горят золотые маковки на высоких теремах белокаменных.