Читать «Русские народные сказители» онлайн - страница 4

В промысловой избушке некогда мастера сказок вели свои повествования, чтобы отвлечь внимание лесных духов от охраны зверей. Лесной божок незримо приходит к охотничьему костру, внимательно слушает людские повествования, забывает о своих зверях, — те и попадаются в силки. Так рассуждали некогда охотники.

На мельнице сказки когда-то рассказывались для водяного, чтобы он не сердился, что человек использует для своих нужд воды его реки.

Магическая функция, без сомнения, была присуща и песенному эпосу. Во многих районах старины пелись весной во время великого поста, в период, когда люди, готовясь к пахоте, стремились заручиться поддержкой мира предков. Отдельные сюжеты былин исполнялись в функции коляд и виноградин — магических песен святочного периода. В святки человек также стремился войти в контакт с потусторонним миром, чтобы обеспечить себе урожай в новом году. На промыслах пение былин, вероятно, также предполагало воздействие на лесных духов.

Таковы языческие магические функции сказок и былин. И естественно, что в представлении древнего русича сказитель был связан с миром предков. Возможно, что когда-то сказитель почитался как жрец или волхв; в XIX — начале XX в. он порой считался колдуном. Т. И. Сенькина, исследовательница русской сказки в Карелии, приводит интересные сведения об известном сказочнике 1930-х гг. И. Ф. Мишкине. Односельчане верили, что он знался с "лесным" (лешим). Колдуном звали сказочника из Воронежской губернии С. И. Растригина. Брат Е. И. Сороковикова-Магая, выдающегося русского сказочника, И. И. Сороковиков, сам сказочник и знаток народной медицины, почитался земляками за колдуна. О самом Магае тоже ходили слухи, что там, где жил Магай, "ночью не проезжали люди: лошади сами распрягались, дуги летели в стороны".

Однако приписывание сказителям колдовских чар — это рудименты сознания Древней Руси. Для деревни XIX века более актуальным было уважение к сказителям как художественно одаренным мастерам, знатокам фольклора, если хотите — "артистам".

Сказки и старины при всех реликтовых отголосках древних магических функций, в них заложенных, — это все-таки произведения развлекательные. Именно так смотрели на них в России XIX века. Их пели и рассказывали в часы досуга, чтобы скоротать время, получить эстетическое наслаждение. Совсем другое место в жизни деревни занимала причеть. Плачи были тесно связаны с обрядовой стороной быта крестьян. Ни одна свадьба, ни одни похороны, ни одни проводы рекрутов не обходились без голошений. Девочки-подростки специально учились причитывать, чтобы не осрамиться перед земляками, когда придет их черед выходить замуж. Даже если невеста шла замуж: по любви и охоте, она все равно по обряду должна была оплакать свою девичью жизнь. Осуждалось, когда невеста не умела голосить. Горе — смерть или рекрутство — также русские женщины выражали в причети. Искусство причитания, пожалуй, было более обыденным, чем знание сказок или былин. Голосить, повторяем, обязана была уметь каждая женщина на Руси. Но, как и в любом деле, здесь также выделялись особые мастера, знаменитые в своей округе. Такие стиховодницы часто приглашались на свадьбы, чтобы вести весь обряд и помогать невесте.