Читать «Русские мемуары. 1800 - 1825» онлайн
Коллектив авторов
РУССКИЕ МЕМУАРЫ
Избранные страницы: 1800-1825 гг.
Сост., вступ. ст. и прим. И. Подольской; Биогр. очерки В. Кунина и И. Подольской. – М.: Правда, 1989. – 624 с.
Первая четверть XIX столетия – один из самых значительных и замечательных периодов русской истории. Образ эпохи, ее атмосфера, исторический и нравственный облик, люди, оставившие яркий след на страницах истории того времени, – со всем этим познакомит читателя сборник «Русские мемуары». В книгу вошли фрагменты из записных книжек П. А. Вяземского, записки декабристов А. В. Поджио, И. Д. Якушкина, Н. Р. Цебрикова, ряд других интересных материалов.
И. Подольская. ЗАМЕТКИ О РУССКИХ МЕМУАРАХ 1800–1825 ГОДОВ
ЛЕОНТИЙ ЛЕОНТЬЕВИЧ БЕННИГСЕН (10.11.1745 – 2.V.1826)
Записки
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ САБЛУКОВ (1.1.1776 – 20.IV.1848)
Записки
НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ МУРАВЬЕВ (14.VII.1794 – 18.X.1866)
Записки
ФЕДОР ИВАНОВИЧ КОРБЕЛЕЦКИЙ (1775 или 1776 – 21.Х.1837)
Французы в Москве
ЕВГРАФ ФЕДОТОВИЧ КОМАРОВСКИЙ (18.XI.1769 – 18.X.1843)
Записки
ЕГОР ФЕДОРОВИЧ ФОН БРАДКЕ (16.V.1796 – 3.1V.1861)
Автобиографические записки
ИППОЛИТ НИКОЛА ЖЮСТ ОЖЕ (25.V.1796 или 1797 – 5.1.1881)
Из записок
НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ ТУРГЕНЕВ (1789–1871)
Россия и русские
СОФЬЯ ВАСИЛЬЕВНА СКАЛОН (1797–1887)
Воспоминания
АЛЕКСАНДР ВИКТОРОВИЧ ПОДЖИО (1798–1873)
Записки
ИВАН ДМИТРИЕВИЧ ЯКУШКИН (1793–1837)
Четырнадцатое декабря
НИКОЛАЙ РОМАНОВИЧ ЦЕБРИКОВ (1800–1862)
Воспоминания о Кронверкской куртине (Из записок декабриста)
ФИЛИПП ФИЛИППОВИЧ ВИГЕЛЬ (1786–1856)
Записки
ПЕТР АНДРЕЕВИЧ ВЯЗЕМСКИЙ (1792–1878)
Записные книжки
Московское семейство старого быта
Воспоминания о 1812 годе
Примечания
Указатель имен
Иллюстрации
ЗАМЕТКИ О РУССКИХ МЕМУАРАХ 1800–1825 ГОДОВ
Умолк рев Норда сиповатый,
Закрылся грозный, страшный взгляд.
Смерть Екатерины II внезапно и резко оборвала неспешное течение XVIII столетия и, словно смешав карты в большой исторической игре, перевернула все с ног на голову. Давно установленный, привычный и потому казавшийся незыблемым порядок вещей остался отрадным воспоминанием о екатерининской эпохе.
С воцарением «сумасшедшей памяти императора Павла»1 все изменилось. Социальную и психологическую иерархию в период своего непродолжительного царствования сам Павел определил известной фразой: «В России велик только тот, с кем я говорю, и только пока я с ним говорю». В соответствии с этим определением пленный турок, брадобрей Павла Кутайсов был возведен в графское достоинство, а «старинные князья и Рюриковой крови» (слова Пушкина), напротив того, лишались титулов, состояний и по распоряжению императора отправлялись в ссылку. Промедлений Павел не терпел. Гарантий сохранить честь, имя, состояние не было. Все трепетало.
«Павел, – писал В. О. Ключевский, – принес с собой на престол не обдуманную программу, не знание дел и людей, а только обильный запас горьких чувств. Его политика вытекала не столько из сознания несправедливости и негодности существующего порядка, сколько из антипатии к матери и раздражения против ее сотрудников… <…> Это участие чувства, нервов в деятельности императора сообщало последней не столько политический, сколько патологический характер: в ней больше минутных инстинктивных порывов, чем сознательных идей и обдуманных стремлений»2.
