Читать «Рудник «Веселый»» онлайн - страница 2

Аркадий нашарил в багажнике фонарь – батарейки, к счастью, рабочие, осветил вокруг. Собрал хворосту, разжёг костерок, присел рядом. Раскрыл пакет с продуктами – хорошо, закупил для общего стола. Выложил на газету булку бородинского, ржаного, снял с колбасы пластиковую упаковку, порадовавшись, что взял в нарезке – нож куда-то запропастился – и, нанизав на прутик пластинки сервелата, поднёс его к огню…

– Христа ради… – послышалось из темноты. – Мил-человек, Христа ради, хлебушка. Столько хлебушка не видел, настоящего хлебушка – русского, печеного, поделись, будь мил!

Аркадий дёрнулся, от неожиданности выпустив из рук импровизированный шашлык. На лету успел подхватить прут и тут же отшвырнул в сторону, обжёгшись.

– Чёрт! – воскликнул он, жалея испорченный ужин.

– Спасибо, мил человек! Ох, спасибо! – донеслось до него.

Аркадий схватил фонарь и направил луч на голос.

– Вот бомжара!!! – разозлился он, узнав мужика, недавно голосовавшего на обочине.

Человек, не обращая внимания на свет, ел. Ел поджаренный сервелат так, как едят величайшую святыню – откусывал маленькие кусочки и долго, тщательно пережёвывал, смакуя каждую крошку. Аркаша усмехнулся: вот ведь говорят всегда старики, что если дал Бог попутчика, надо брать. Помнится, на зоне старик, полжизни просидевший за убийство, рассказывал, что никогда не знаешь, насколько Бог дал попутчика – на час, до места доехать, или на всю жизнь. Не хотел бы он такого вот на всю жизнь в спутники заиметь, удача, мягко говоря, сомнительная. На вид бомжу лет пятьдесят – пятьдесят пять, хотя мог и ошибиться, борода всегда старит. Борода у мужика солидная, окладистая. Бывший поп? Нет, вряд ли, хотя речь очень уж специфическая… И одет странно: брезентовый плащ почти до пола, из-под него выглядывают сапоги неопределённого цвета, на голове фуражка с треснутым, отсвечивающим лаком козырьком. Словно из фильма про двадцатые годы выпрыгнул – не то пастух, не то пограничник?

– Тебя как кличут-то, мил человек? – спросил бомж.

– Зови Ваней, не ошибёшься, – зачем-то соврал Аркадий.

– А хлебушка, Ваньша, у тебя, случаем, нет?

Он облизал прут, отложил его в сторону, с сожалением вздохнув, и тут же вцепился голодным взглядом в продукты, разложенные на газете.

– Да ты совсем обнаглел, старик! – Аркадий отметил, что возмущения почему-то нет, и хохотнул – беззлобно. Ситуация его развлекала.

– Не старик я, сорок вёсен прожил с хвостиком небольшим, и зубы все целы. А за хлеб заплачу. Держи вот! – и бродяга, откинув полу, порылся в котомке, висящей через плечо под плащом. Аркадий увидел широкие раструбы галифе, но удивиться не успел – бомж выудил и протянул ему увесистый камень.

Усмехнувшись, будто в темноте разглядел удивлённое непонимание на лице собеседника, он поскрёб тёмный край камня ногтем, и самородное золото тускло блеснуло в свете фонаря. Аркадий вытаращил глаза: быть не может, чтобы самородок такого размера – и у бродяги!..

– Да не сомневайся, настоящее, вот бумага из Пробирной палаты, – сказал тот, будто в темноте увидел, как вытянулось лицо Аркадия, и, снова запустив руку в котомку, достал свёрнутый в трубочку лист бумаги, встряхнул его, вытягивая вперёд руку. – Ты бери, только хлеба мне дай. Бумагу-то на, возьми, без неё не сдашь в казну – не примут. А перекупщикам продавать али китайцам – себе дороже, семь шкур сдерут, да и ещё в полицию донос напишут. Ты мне хлеба дай, мил человек, хлебушка охота шибко – русского, печёного. Так эти лепёшки обрыдли, будь они неладны!