Читать «Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре» онлайн - страница 87

Следующий этап в русско-прусских отношениях охватывает 1704–1706 гг. и характеризуется явной пассивностью. После отъезда из Берлина в конце 1704 г. главнокомандующего армией Великого союза Д. Черчилля герцога Мальборо, настаивавшего на активном участии Пруссии в войне за испанское наследство, прусский король, по крайней мере, формально отстранился от активных переговоров с участниками Северной войны. Усилия для поддержания связей между двумя державами предпринимал только небезызвестный Иоганн Рейнгольд Паткуль.

Только успехи русских войск, основание Петербурга и взятие в 1704 г. Нарвы вновь привлекли внимание Берлина к событиям на Востоке. Для Фридриха I это означало, что можно ожидать вступления русских войск в Литву, а возможно – и вторжения в Восточную Пруссию, если Берлин рискнет выступить на стороне Швеции. Прусский король решил выждать и с большим трудом устоял перед настойчивыми предложениями Карла XII заключить с ним союз, поскольку в этот важный период во многом от позиции Берлина зависело признание шведского ставленника Станислава Лещинского польским королем в Европе. Однако активные военные и дипломатические действия России в Речи Посполитой и обязательства, принятые на себя Пруссией в войне за испанское наследство, заставляли Берлин маневрировать и вести параллельные переговоры с Августом II Сильным и Петром I.

Решающим для отношений России и Пруссии стал период 1707–1709 гг., когда в ходе Северной войны произошел перелом и победа склонилась на сторону Петра I. Акценты в отношениях Пруссии к России вначале, после капитуляции Августа II в Альтранштадте в октябре 1706 г., диктовались все возраставшим давлением со стороны Швеции. Еще во время похода в Саксонию Карл XII требовал от Берлина порвать «дружественные» (их скорее можно назвать лояльными) отношения прусского короля и русского царя. Шведский король тогда настаивал, что нахождение войск Петра I в Речи Посполитой якобы грозит Пруссии русским завоеванием. Неизвестно, какое впечатление в действительности произвели эти заявления на прусского короля, однако при прусском дворе и на этот раз резонно решили дождаться исхода шведского вторжения в Россию, а пока засвидетельствовать русскому правительству, что Пруссия сохраняет нейтралитет как по отношению к Стокгольму, так и к Москве. Во время пребывания Карла XII в Альтранштадте А. Измайлов убеждал прусский двор не признавать польским королем Станислава Лещинского и призывал Берлин употребить свое влияние, чтобы воспрепятствовать заключению мира между Августом II и Карлом XII. Берлин его в этом не поддержал, однако подчеркивал свое стремление сохранить позитивные отношения с Россией. Аналогичного курса придерживались и в Москве. В окружении Петра I, в отличие от целого ряда других государств, за Фридрихом охотно признавали королевское достоинство – это придавало больший вес Пруссии в европейских делах. Но общие заявления прусского короля о нейтралитете не приветствовались при дворе Петра. Русские настаивали на новом договоре, в котором бы обе стороны обязались не воевать друг против друга. В ответ, чтобы вежливо отклонить российские требования и вместе с тем сохранить добрые отношения с русским двором, Пруссия выступила с предложением посредничества для заключения мира со Швецией. О реакции Москвы прусский посол Кайзерлинк писал в Берлин: «Их царь скорее склонен к экстремальным действиям, нежели к заключению жалкого мира». В результате прусское правительство пришло к заключению, что Россия готова воевать до полной победы, и даже опасалось, что завоевательные планы Петра вдоль южного побережья Балтики предусматривают полное вытеснение оттуда Швеции и простираются вплоть до Эльблонга, в отношении которого Берлин имел собственные захватнические замыслы. Одновременно царь призывал Берлин уклониться от гарантии Альтранштадтского договора и предостерегал Фридриха I, что в противном случае предпримет поход через Восточную Пруссию.