Читать «Россия и Запад. От Рюрика до Екатерины II» онлайн - страница 2

Петр Валентинович Романов

И еще одно. Советская империя канула в Лету. Это, однако, не отменяет того, что у соседей по-прежнему есть как общие, так и свои, частные, иногда диаметрально противоречащие друг другу интересы. Именно поэтому барометр не может постоянно показывать «ясно» в наших отношениях с Западом. Для мировой истории, как и для мирового климата, это нормально. Поэтому к набежавшему на небе очередному облаку, а порой даже к черной туче стоит относиться тем не менее философски, поскольку и ветер еще много раз переменится, и качели истории не остановить.

Вместе с тем, чтобы не мучить зря ни себя, ни соседа, нужно для начала его хотя бы понимать. Нередко противоречия возникают лишь оттого, что в своих оценках люди используют разные мерки. Температура на улице одна, но кто-то судит о ней по шкале Цельсия, а кто-то – так уж сложилось исторически – по шкале Фаренгейта. Отсюда и разночтения. У одного выходит плюс, а у другого – минус.

Примерно так частенько бывает и у России с Западом.

Часть первая

Первые контакты. Как варвар варвара жить учил

Известные слова Пушкина о том, что Петр Великий «в Европу прорубил окно», многие и в России и на Западе воспринимают почти буквально, чуть ли не как исторический факт. Считается, что именно через это окно и проник впервые в Россию Запад, а русские, подставив лицо свежему балтийскому ветру, вдруг поняли, что сидеть в спертом воздухе своей наглухо затворенной избы нехорошо.

Напрасно. Александр Пушкин писал все-таки поэму, а не научную монографию. Да и сами знаменитые слова принадлежат, если быть точным, не ему. Поэт лишь переиначил фразу известного венецианца – графа Франческо Альгаротти: «Петербург – окно, через которое Россия смотрит в Европу».

«Смотреть» на Запад через окно действительно можно, а вот полноценно общаться нельзя. Для этого нужна открытая дверь. И она была открыта, причем задолго до Петра. Если порыв ветра, вызванного теми или иными историческими катаклизмами, эту дверь на время захлопывал, то взаимный интерес России к Западу, а Запада к России ее обязательно через какое-то время открывал вновь.

До момента основания Санкт-Петербурга в 1703 году случилось многое. Дочь великого князя Ярослава Мудрого, Анна, в 1049 году стала королевой Франции. В древнем Новгороде высилась католическая церковь Святого Петра, а новгородские «республиканцы» общались с «республиканцами» из Венеции. Московские цари издавна закупали для армии заграничные мушкеты, а для своих жен – импортное нижнее белье. Окружение Ивана Грозного, с подозрительностью наблюдая за его тесными контактами с иностранцами, даже считало царя отчаянным западником. Один из русских придворных, сообщая английскому послу о смерти своего государя, язвительно заметил: «Умер ваш английский царь».

Голландцы, немцы и англичане вовсю использовали преимущества русского рынка, причем уже в Средневековье считали его возможности неисчерпаемыми. Немецкая слобода – а немцами на Руси долго называли всех иностранцев – существовала в Москве издавна. Как птица феникс, возрождаясь из пепла, Немецкая слобода пережила вместе с москвичами множество страшных пожаров, Смутное время и самодурство власти. Объяснение этому может быть только одно: русским уже тогда были нужны «немцы», а «немцам» – русские.