Читать «Россия земная и небесная. Самое длинное десятилетие» онлайн - страница 113

Святитель Иларион был чужд той лицемерной «политкорректности», к которой современные авторы прибегают страха ради, и, сравнивая Ветхий и Новый Заветы, четко ставил все на свои места. Послушайте, что он говорил при этом: «Изгнаны были иудеи и рассеяны по странам, а сыны благодати, христиане, наследники стали Богу и Отцу. Как меркнет свет луны при восставшем солнце, так и закон – при явлении благодати: стужа ночная гибнет от солнечного тепла, согревающего землю, и человечество уже не горбится под бременем закона, но в благодати свободно ходит». […]

И еще один мотив, ясно слышный в творениях святителя Илариона, а сегодня почему-то умолкнувший, – безмерная радость за свою страну, над которой воссияло Солнце Правды. Он испытывал ее полвека спустя после Крещения Руси – величие события дошло до сознания нации именно за такой срок. Может, «Новое Крещение Руси» произошло после периода атеизма в 1990-х. Может, радость по этому поводу, которой пока не видно, охватит следующее поколение?

Преподобный Серафим и будущее России

По реке истории мы плывем не на байдарке, а на весельной шлюпке: куда двигаемся, не видим; мимо чего-то проплываем, улавливаем лишь боковым зрением, не успевая осмыслить. И только тот участок, от которого достаточно удалились, открывается нам с полной ясностью, и мы начинаем понимать его суть и смысл – смысл минувшего. […]

Мир вещей, явлений и событий, будучи по своей природе множественным, не годится для того, чтобы нести в себе самом какой-либо смысл – материя разделяет, а не объединяет, дробит, а не сплачивает. Смысл срастается с той данностью, которая, как и он, неделима, а такая данность на свете только одна – чье-то «я». Подобное тяготеет к подобному, единое способно жить лишь в другом едином, смысл истории не может обрести своего существования в чем-либо, кроме ума разумного существа, созерцающего историю, охватывающего ее своим взглядом. Однако простота формы не означает простоты содержания: смысл может быть очень богатым, хотя это богатство в нем не имеет структуры и является слитным. «Я» может принимать в себя сложную систему, сплавляя ее в целостность и с помощью этого сплавления придавая ей смысл, которого в ней самой не было. Как это происходит, видно из описания Моцарта процесса сочинения музыки.

«После того, как я выбрал одну мелодию, к ней вскоре присоединяется другая, в соответствии с требованиями общей композиции, контрапункта и оркестровки, и все эти куски образуют «сырое тесто»… Произведение затем растет, я слышу его все более и более отчетливо, и сочинение завершается в моей голове, каким бы оно ни было длинным. Затем я охватываю его единым взором, как хорошую картину или красивого мальчика, я слышу его в своем воображении не последовательно, с деталями всех партий, как оно должно звучать позже, но все целиком в ансамбле».