Читать «Российское время» онлайн - страница 4

Георгий Панкратов

Но и с телевизором удавалось всё реже. Который месяц в тёплых телевизионных студиях разговаривали о терактах. Тяжёлыми утрами, мрачными понедельниками, в круговороте рабочих будней он забывал о них, как и обо всём на свете. Но едва наступал вечер – ему неизменно напоминали.

Теперь Марат Евгеньевич смутно помнил те дни, когда ещё было страшно. Рвануло в его районе, и без того не слишком благополучном, – а тут сразу три высотки, друг за другом, с интервалом в пять минут. Он выходил на улицу, смотрел издалека, не приближался – наступило тяжёлое оцепенение. Родственников не было, знакомых, из оказавшихся там, – и слава богу. У Марата Евгеньевича в принципе их не было – родственников, знакомых. Когда рвануло на следующий день, уже не выходил. Ещё через неделю, когда взрывы гремели во всех районах, по нескольку раз в день, он перестал бояться. «Страна рыдает, – говорили ему из телевизора, – страна захлёбывается слезами». Но он ничего такого не заметил. Директор его фирмы на работе если чем и захлёбывался, так тем же, чем и всегда: желчью и злобой, что план продаж не выполняется или выполняется со скрипом. «А про теракты – это к Соловью иди рассказывай».

Но ведь теракты плану продаж объективно мешали: некоторых региональных клиентов, довольно крупных, оптовых даже, не стало просто физически. И хоть они и не жили в облезлых и дряхлых домишках, как сам Марат Евгеньевич, и не пользовались «всякими трамваями», но всё же ходили в кино с семьями, посещали рестораны, фитнес. А безопасно больше не было нигде. Когда резня, расстрелы, взрывы в массовых местах стали ежедневным информационным фоном, Марат Евгеньевич, грешный, пару раз изрядно сожалел, что все они минуют его директора. Он не желал ему смерти, конечно, просто знал: только сильная встряска помогла бы человеку осознать, что падение продаж в новых реалиях – явление объективное и неизбежное.

Однажды он удивился, задумавшись: жить в постоянном страхе, что тебя в любой момент убьют, что где бы ни находился – ты полностью беззащитен, да и не просто жить, а что-то делать, работать! Раньше Марат Евгеньевич посчитал бы, что на такое способен только сумасшедший или сверхчеловек. Но теперь, когда шёл второй год такой жизни, она давно уже воспринималась как данность: все вокруг стали сверхчеловеками. И, наверное, сумасшедшими. Жизнь всегда чем-то держит, чем-то цепляет; что-то оставляет на плаву. Любая жизнь, даже такая, как эта.

Марату Евгеньевичу помогало пиво. Он высасывал за вечер по шесть литров, и пиво благодарило за верность – высасывало из него остатки страха, да и вообще все мысли и чувства. Телевизор становился фоном, а стрельба и крики за окном, которые нет-нет да и случались, лишь поначалу побуждали к действиям. Например, встать и задёрнуть шторы. В последнее время он просто сидел и зевал.

«Каждый из нас, кто сегодня пришёл в студию, – говорило телевидение ставшие такими привычными слова, – в трагический день скорби, прежде всего хочет, наверняка, выразить слова соболезнования родным и близким, потому что это такая боль, такая утрата невосполнима, и она навсегда останется и у родственников, и у нас, сограждан. Мы получаем постоянные, каждодневные свидетельства того, что вся Европа, раздробленная и подвергаемая не менее ужасным и кровавым атакам, так же искренна в своём сопереживании».