Читать «Российский царский и императорский дом» онлайн - страница 88
Владимир Петрович Бутромеев
Они помчались к казармам Преображенского полка и остановились у съезжей избы. Караульный, заранее предупрежденный о приезде цесаревны, вызвал гвардейцев, посвященных в дело; их было всего человек тридцать. Но в несколько минут собралось уже много сторонников переворота. Елизавета вышла из саней. «Узнаете ли вы меня? – спросила она. – Знаете ли вы, чья дочь я?» – «Знаем, матушка!» – закричали преображенцы. «Меня хотят заточить в монастырь. Готовы ли вы пойти меня защищать?» – продолжала Елизавета. «Готовы, матушка, всех их перебьем!» – «Не говорите об убийстве, слышать не могу этого. Я не хочу ничьей смерти».
Солдаты были удивлены и смущены, но все-таки заявили, что согласны на все и будут повиноваться ей.
Елизавета подняла крест и сказала: «Клянусь в том, что готова за вас умереть. Целуйте и мне крест, но не проливайте напрасно крови».
Все присягнули цесаревне, а затем отправились к дворцу. На Адмиралтейской площади Елизавета вышла из саней и пошла пешком. Но скоро гренадеры заметили: «Мы что-то тихо идем, матушка! Твои маленькие ножки плохо справляются со снегом. Давай мы тебя понесем!» Елизавета согласилась; два солдата взяли ее на руки и быстро понесли к дворцу. Придя туда, арестовали Анну Леопольдовну и ее супруга, принца Антона. Елизавета запретила будить младенца-императора Иоанна VI, а когда он сам проснулся от шума, она взяла его на руки и сказала: «Бедный, невинный младенец! Твои родители одни виноваты во всем». Затем она взяла его к себе в сани и увезла.
Когда Елизавета возвращалась в свой дворец, весь Невский проспект уже был усеян народом, который оглашал воздух несмолкаемыми кликами «ура». Елизавета ликовала, и вместе с ней ликовал весь двор и народ. После долгих тяжелых лет господства немцев все облегченно вздохнули. В течение XVIII века в России никогда, вероятно, не проявлялось больше радости, нежели при воцарении Елизаветы.
Коронация императрицы сопровождалась небывалыми торжествами; один бал сменялся другим, еще более блестящим. Сама царица страстно любила французские спектакли, и для них в Москве был построен особый театр на 5 000 зрителей. Как бы вознаграждая себя за прежние печальные годы, Елизавета Петровна ничего не жалела для устройства развлечений и роскошных пиршеств.
Но самая утонченная роскошь сосредоточилась в Царском Селе. Во дворце императрицы была устроена особая подъемная машина, которая поднимала гостей, сидевших на мягких диванах, во второй этаж; обеды подавались на «волшебных» столах: без всякой прислуги на них появлялись разные кушанья, вина и фрукты. Роскошь русского двора не уступала роскоши французского, самого блестящего в Европе в то время.
И в продолжение всего своего царствования Елизавета Петровна поддерживала блеск придворной жизни. Гардероб императрицы был очень обширен; он состоял из нескольких тысяч самых разнообразных платьев. Все привозимые в столицу иностранные материи тотчас же приобретались для Елизаветы, которая не позволяла придворным дамам надеть раньше ее какое-нибудь новое модное платье или даже сделать новую прическу. В этом отношении государыня была очень строга и сурово наказывала тех, кто не подчинялся ее требованиям. Так, однажды фрейлина Лопухина, славившаяся своей красотой, явилась на придворный бал с такой же розой в прическе, какая была у императрицы. Заметив это, Елизавета Петровна разгневалась, подозвала к себе Лопухину, приказала ей стать на колени и собственноручно срезала запрещенную розу вместе с прядью волос. Когда же вскоре после этого императрице сообщили, что униженная Лопухина упала в глубокий обморок, Елизавета отнеслась к этому совершенно равнодушно и продолжала танцевать.
