Читать «Российская империя в цвете. Места России. Фотограф Сергей Михайлович Прокудин-Горский» онлайн - страница 26

Андрей Олегович Кокорев

Так сказал не Заратустра!

Простой администратор изрек такую мудрость…

Неужели Чингис-Хан и Тамерлан нагнали такого страха, что еще и теперь, через столько веков после их смерти, они могут быть опасны для „государственности“»?

В поездке по Туркестану Прокудин-Горский вел фотосъемку в Мервском оазисе, где по повелению Александра III в 1887 году было создано Мургабское имение и после ирригационных работ введено в сельскохозяйственный оборот почти 82 тысячи гектаров земли. Открывали эту серию снимки бесплодной пустыни, которая начиналась сразу возле станции Байрамали Закаспийской железной дороги.

Яркими впечатлениями от знакомства с песками пустыни Кара-Кум поделился в своей книге Е. Л. Марков:

«Пустыня сторожит человека у самых палат и садов Байрам-Али. Шагнул один шаг из этого оазиса воды, зелени, жизни, – и уже в объятиях ее. Она здесь царит – и никто больше. Ничтожные жилки воды бороздят только крошечный угол ее, и к ним сбилось все крошечное человеческое население, все его аулы и городки. Но она осадила их, она охватила их со всех сторон своими несметными силами, своим безбрежным простором, как море охватывает одинокую скалу острова.

Пустыня живет своею свободною могучею жизнью и не хочет знать никакой другой жизни рядом с собою. Этот дикий зверь еще не укрощен никакими оковами и при первом взрыве гнева истребляет все, что неосторожно приближается к нему, что наивно доверяет его кажущемуся сонному покою…

Освещенные ярким солнцем обломки стен и башен Старого Мерва, будто добела обглоданные костяки, торчащие из могильных курганов, долго еще провожают нас издали. Они словно нарочно здесь на рубеже пустыни, чтобы наглядно подтверждать человеку, как безнадежна его борьба со стихией смерти…

Могильные холмы погребенного здесь великого города древности незаметно переходят в другие могильные холмы, – холмы песков, под которыми погребена всякая жизнь…

Курганы эти, сначала несколько глинистые, с каждым шагом дальше, в глубь пустыни, делаются все песчанее и, наконец, превращаются в необозримые полчища наваленных друг на друга холмов сыпучего песку. Это так называемые „барханы“, или „баиры“. Несколько станций железной дороги тянутся этими сплошными песками, которые в самом узком месте своем имеют не меньше 200 верст.

Впрочем, эти песчаные могилы имеют свою оригинальную могильную растительность, по крайней мере, на краю пустыни.

Всевыносливые корни саксаула умудряются докопаться до необходимой им влаги, даже и в горах сухого песка.

Это настоящее верблюд-дерево: как верблюд – неприхотливое и терпеливое, способное подолгу переносить голод и жажду; как верблюд – уродливое и как верблюд – крепкое.

Низкие корявые кусты этого удивительного обитателя песков так капризно изломаны и изверчены в каждом своем суке, что дерево кажется издали не живым, а выгнутым из железных прутьев. Оно и видом какое-то железное, серо-стального цвета, да и твердо как железо, до того, что топор не берет его. Сучков и ветвей в нем видимо-невидимо, словно огромная растрепанная метла торчит из песков. А корней и того больше. <…>