Читать «Российская империя в цвете. Места России. Фотограф Сергей Михайлович Прокудин-Горский» онлайн - страница 19

На старых воротных башнях этого мрачного вертепа кровожадных деспотов, словно в насмешку над ними, белые длинноногие аисты свили свои мирные гнезда и торчат там целыми часами на одной ноге, среди черных копен хворосту, воткнув в пушистую грудь красивые носы свои, погруженные в благочестивое самосозерцание, будто индусские факиры.

И куда здесь ни оглянись, на каждом минарете, на каждом куполе больших медресе и мечетей, – гнездятся эти удивительные белые птицы, – „ляг-ляг“, как их называют туземцы. Их неподвижные изваяния вырезаются высоко на синем фоне неба, словно какие-то живые гербы, неизбежно венчающие каждое публичное здание Бухары…

Это неподходящее сочетание эмблемы мира и домовитости с варварскими нравами и обычаями Бухары немало озадачивает с первого раза путешественника. Но в характере восточного человека часто встречаешь такую непереваримую противоположность вкусов, что благоговейное почитание бесполезной птицы без труда может вязаться в нем с самою жестокосердою бесчувственностью относительно своего брата-человека. Недаром любимый герой и высочайший идеал царя, в глазах народов Центральной Азии, – Тимур-Ленг, – умел в одно и то же время и без жалости проливать реки неповинной крови и наслаждаться трогательными нравоучительными беседами своих благочестивых имамов.

Аист считается в Бухаре священною птицей, и никто, под страхом казни, не смеет поднять на нее руку. Аисты беспрепятственно опустошают плантации риса и проса бухарцев, важно гуляя по ним, как мы потом не раз видели, будто по собственному своему птичнику. Они так привыкли к безопасности и к почету, везде их окружающему, что без малейшего стеснения маршируют на своих долговязых ходулях вслед за сеющим пахарем, выклевывая зерна чуть не из его рук… Они, должно быть, искренно уверены, что все эти заботливые посевы, и все эти тяжкие работы производятся раболепным человечеством исключительно для них, для аистов.

Хивинцы, ближайшие соседи Бухары – привыкли наслаждаться в своем городе множеством прекрасных соловьев, мало знакомых бухарцам, – и совсем не имея у себя аистов, говорят в насмешку: „Ваши соловьиные песни – это стук клюва аиста по крыше ваших домов“.

Около дворца бухарского повелителя, впрочем, не одни эмблемы любви и мира, не одни аисты, терзающие свою собственную грудь ради птенцов своих, не одни храмы молитвы и богословского изучения.

Целый арсенал пушек приютился в неказистых низеньких сараях как раз против замка. Это очень кстати, потому что история всех этих бухарских, хивинских, кокандских и иных прочих здешних ханов весьма красноречиво убеждает, что крепкие ворота, высокие стены, да и метко наведенные пушки и ружья – составляют для этих владык-грабителей, владык-злодеев, гораздо более верное средство править возлюбленным народом своим и выжимать из него все, что можно выжать, чем несколько сомнительная привязанность к ним этого народа».

У входа в Шах-Зинде. Самарканд. 1906–1912 гг.

Шелковое производство. Самарканд. 1906–1912 гг.

Посетил Е. Л. Марков и одну из загородных резиденций эмира, при описании которой не смог удержаться от язвительных комментариев: