Читать «Ромейское царство. Книга для чтения по истории Византии. Часть 2» онлайн - страница 24

Исходя из сказанного, распространенное утверждение, что самодержавие — враг прогресса, не более чем ходульный штамп, тем более не применимый к Византии, доказавшей обратное столетиями своего существования в самых сложных условиях. Показательно, что при всех трудностях ромеям легче было представить свою страну без народа, чем без василевса. И народ этот всегда требовал государя, в панике от мысли, что он может остаться без него — заступника перед Богом. Остаться совсем без монарха было невообразимо страшно. Современная концепция демократии привела бы византийцев в ужас, ибо, подразумевая всеобщее равенство, она пошатнула бы фундамент их иерархического, упорядоченного мира, ввергнув его в кошмар гражданских войн, которых императоры избегли с таким трудом.

Добавим, что, полагаясь на примеры Священного Писания (Быт.: 6, 2; 13, 10; Ис.:1, 29; 1 Цар.: 8-12), ромеи были свято уверены, что народ вообще не умеет правильно выбирать, и поэтому выбор в судьбоносных вопросах неминуемо сопряжен с грехом и прельщением: «Поставляли царей сами, без Меня, ставили князей, но без Моего ведома; оттуда — гибель. Так как сеяли ветер, то и пожнут бурю…» (Осия 8:4, 7; 10:12). В этой связи следует учесть, что психология жителей самодержавного Ромейского царства была устроена специфическим образом: народ считал себя не участником, а как бы свидетелем взаимоотношений Бога небесного с первым после Бога на земле. В зависимости от того, как складывались эти отношения, народ становился или благополучателем Божиих милостей, или «терпилой» за Божии кары грешного царя.

Наконец, щедрость тоже являлась непременным качеством и едва ли не главной добродетелью образцового Богоданного василевса. Порой она доходила до чудовищных растрат, как это видно из правления Юстиниана I (527–565 гг.), не жалевшего колоссальные суммы из своего и государственного казначейства на постройки и на содержание двора. Михаил III (842–867 гг.) имел манию крестить чужих детей, особенно детей своих собутыльников, даря им по 30, а то и 40–50 литров золота (2160–3600 солидов), а за особенно понравившуюся ему грубую шутку мог отвалить шутнику из своей разгульной компании-фатрии 7200 золотых, так что в итоге к моменту своей гибели почти опустошил казначейство. Любвеобильный, беспечный, легкомысленный Константин Мономах (1042–1055 гг.) не жалел денег на своих любовниц-фавориток, великолепно содержал их, строил им дворцы, отправлял золото, редкостные драгоценности из государственной казны. Конечно, такие крайности осуждались современниками, которые полагали, что истинный василевс должен контролировать собственные страсти и желания, не расточать государственные доходы на свои прихоти, не обращаться с людьми свободными как с рабами, то есть пытать их или убивать, быть умеренным, мудрым, храбрым и, предельно важно, справедливым. Византийские писатели особо подчеркивали наличие «страха Божия» как главнейшей положительной черты василевса, потому что верховные правители Романии в качестве главных ограничителей всевластия знали прежде всего моральные, христианские. И многие василевсы пытались следовать этому не только в теории, но и на практике.