Читать «Рожденные телевизором» онлайн - страница 2

Как говорит в таких случаях моя подруга, дальнейшее покажет будущее.

2008-й. Цвет времени – защитно-серый

Не парься!

Однажды по телевизору транслировалась церемония вручения общенациональной премии «Лица года». В номинации «Лучший актер» победу одержал Сергей Безруков – за исполнение роли Саши Белого в телесериале «Бригада». Заслуженный бандит России явился на торжество в гриме Пушкина, роль которого он играет в спектакле Ермоловского театра. Благодарственные слова Безрукова следует высечь золотом на телецентре в Останкино: «Я счастлив, что в моем лице и Пушкину достанется эта высокая награда». Трогательный союз «и» взывает к размышлениям на тему культурной иерархии.

Трудно сказать, когда именно произошел сбой понятий. Мы умудрились не заметить, как место основной культуры заняла культура маргинальная. Когда Алла Пугачева называет Игоря Николаева Моцартом, зрители по обе стороны экрана ничуть не удивлены. Ибо приучены к мысли: Моцартом не рождаются, им становятся с благословения Примадонны. Когда Александр Розенбаум гордо сообщает: «Я не принадлежу к попсе», он прав. Розенбаум не поп-идол, но властитель дум; Пушкин от шансона теперь «главнее» Пушкина. Когда именем Димы Билана называют детишек и улицы, это воспринимается всеми как должное, потому что он сегодня – гордость великороссов. Если телевидение двадцать лет предпочитало любым стратегиям развития лекала шоу-бизнеса, то электорат выбирает не Моцарта с Пушкиным, а Николаева с Розенбаумом. На заре новой культурной эры Михаил Козаков, замечательный актер, режиссер, писатель, прозорливо предложил дополнить Нагорную проповедь одиннадцатой заповедью: не утоми! Теперь и она выглядит слишком деликатной. Не парься! – призывает нас ежеминутно голубой экран.

Все, что касается звезд, относится к зоне повышенной сакральности. Их жизнь проистекает на экране в прайм-тайм, поэтому здесь не может быть мелочей: никто не забыт, ничто не забыто. Никас Сафронов настойчиво напоминает, что никогда не носит трусы; Мария Арбатова вдохновенно рассказывает о личных атласных лифчиках; Ксения Собчак делится впечатлениями о своем предменструальном синдроме… Но как только речь заходит о подлинных людях культуры (передачи о них стыдливо прячутся в тени ночного эфира) – хоть святых выноси; тут врут не только календари, но даже некрологи. Писателя Анатолия Гребнева, основоположника отечественного психологического кинематографа, окрестили Наумом и показали фотографию режиссера Льва Кулиджанова. Когда умер Кулиджанов, его приняли за Марлена Хуциева, к счастью, живого. Литературоведа Александра Панченко, автора блистательных историософских телециклов, вроде ни с кем не спутали, но обозвали писателем-фантастом. О смерти девяностошестилетней Эммы Герштейн, уникального мемуариста, друга Ахматовой, Мандельштама, Петровых, и вовсе не сочли нужным сообщить. Сегодня не стыдно не знать тех, кем следует гордиться. Даже числящийся в культурных оракулах Дмитрий Дибров (он чем дальше, тем больше смахивает своей творческой манерой и манерами на одного замечательного персонажа Достоевского – льстивого надворного советника Лебезятникова) позволяет себе путать в кадре умерших с живыми. Вот он на одной из своих программ подсаживается к очередному гостевому столику со скорбным выражением лица: «Мы помним Александра Прошкина, но нет его теперь с нами. Зато, – голос Дмитрия теплеет, быстро освобождаясь от горечи утраты, – у нас здесь его сын, тоже режиссер». Сын заметно удивлен: «Слава-те господи, мой отец и теперь с нами!» Дибров мгновенно «переодевает» лицо, продолжая лить нескончаемый елей. Разумеется, от ТВ невозможно требовать точности Брокгауза и Ефрона, но стремительность полета в бездну невежества пугает.