Читать «Родословная большевизма» онлайн - страница 46

Если всюду, даже там, где прежде были демократические традиции, с приходом к власти коммунистов и этатизацией хозяйства устанавливается сталинская модель, то следует задать себе вопрос: а что если марксизм тут всё-таки причём, тогда и эта модель вовсе не искажение, а неизбежная, первоначальная стадия построения марксистского социализма? и может быть далее окончательная стадия, ведь обещанная следующая — отмирание государства, каждому по потребности, скачок в царство свободы — так до сих пор и не наступила.

Но сторонники теории, что во всём виноват не марксизм, а русская история, никогда такого вопроса себе не задают. Нельзя, говорят они, осуждать великое мировое учение, надежду человечества только потому, что в варварской России оно привело к сталинщине. «Верующие, — замечает Раймон Арон, — всегда найдут доводы не отказываться от своей веры. Они не хотят признать, что предсказания марксизма опровергнуты и всем последующим развитием капитализма, и кошмарным опытом так называемых социалистических стран. И они не спрашивают себя, почему, собственно, коллективная собственность окажется несравнимо более эффективной, чем частная, и каким образом, по мановению какой волшебной палочки, можно будет сочетать централизованное планирование с личными свободами и демократией?.. А главное, они ни за что не хотят признать, что марксизм, соединяя беспощадную критику либерального общества с пророчеством социалистической утопии, всегда и при всех условиях неизменно приводит к тоталитаризму».

И действительно, опыт многих стран свидетельствует, что диктатура компартии, независимо от обстоятельств места и времени, ведёт к тоталитаризму. Так что и без татарского ига, опричнины, охранки и Ткачёва власть коммунистов в России была бы такой же. Выходит, неверно говорить, будто бы Ленин исказил Маркса, и так же неверно подкидывать ему какую-то особую русскую ткачевскую революционную традицию. Думать, что Советский Союз — всё та же царская Россия, только фасад перекрасили, — вредное и опасное заблуждение. Это несопоставимые исторические явления, разного измерения, определённые разными генотипами. Нежелание Запада это понять может привести к трагическим и непоправимым последствиям. Надежда: у нас коммунизм будет другой, не сталинский, а либеральный, демократический, у нас другая история — надежда обманная, коммунизм бывает только сталинский, ленинский, брежневский.

Алексис де Токвиль, которого я уже упомянул, говорил: все предыдущие социальные и политические революции не выходили за пределы стран, где они совершались, французская же революция стремилась стать всемирной и стереть национальные границы с карты земного шара. Она объединяла или разделяла людей во всём мире, независимо от их национальных традиций, темперамента, законов, языка.

Токвиль считал поэтому, что французская революция была по-своему вдохновлена своего рода религией, такой же универсальной, как христианство или ислам, и подобно исламу распространялась по всему миру проповедью своих апостолов и мучеников и мечом своих воинов. «Она хотела определить права и обязанности не только французов, но всех людей на земле, хотела изменить не только общественный строй Франции, но возродить весь человеческий род».