Читать «Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 3» онлайн - страница 127

В стране берез и стройных тополей Я был рожден от плоти человечьей, Но волчий вой мне все-таки милей Моей родной членораздельной речи.

Ох, ты, какой, Ковынев, страшный. Поэт, наверное, сам уверен в этом. Но мы-то знаем, почему поэту волчий вой дороже человечьей речи.

Потому, что ряд сомнений, вопросов общественно-политического роста, волнующих поэта, не разрешается общественной мыслью, и по сей день поэту приходится самому разрешать все вопросы и все сомнения. Незатейливая дружба поэта с волком произошла потому, что поэт не слышит человеческой речи, а отсюда надо искать другую речь, в малейшей мере помогающую поэту. В этом же стихотворении «Четвероногий» поэт с завистью сообщает:

Он не ходил в дырявых башмаках И не носил засаленной сорочки.

Тов. Ковынев. Он и сейчас не ходит в засаленной сорочке и не пишет грустных стихов. Симптоматично и характерно то, что поэт материальные невзгоды, материальную нужду противопоставляет четвероногому, которому, — ах, как хорошо! — не приходится носить грязной сорочки и дырявых башмаков. Четвероногим прадедам поэт завидует и по другой причине: ему не приходится откалывать лбом каждую строчку, а потому ему и не приходится выслушивать громы и порицания за его отрыв от организации, за богемско-босяцкие настроения. Счастливый четвероногий прадед…

Он не ходил в дырявых башмаках И не носил засаленной сорочки.

Те же настроения находят себе отражение в стихах Голодного. Стихи Михаила Голодного нервны, волнующи и заражают эмоционально потому, что Голодный — художник. Эта боль и неврастения дают поэту повод становиться в театральную позу и торжественно провозгласить:

Смертельно кашель затая, Не расскажу, что нездоров я.

Остановить процесс пессимизма в творчестве комсомольского писателя, и в частности — поэзии Голодного, можно различно. Идеологическое воздействие играет не последнюю роль в развитии писательской личности, при общении с комсомольской жизнью и втягивании в обще-партийную, союзную жизнь. Здесь слово принадлежит фабзавкому, ячейке и другим рычагам партийно-коммунистического воспитания.

Эти способы, формирующие личность писателя-революционера и художника, при всем их достоинстве, не все сделают.

Нужно скрепить поэта с общественной жизнью, ликвидировав материальные невзгоды созданием более или менее сносных условий существования. Материальный быт, материальная почва помогают произрастанию богемско-босяцких настроений с наклоном в мохнатые леса, дубравы, к четвероногим поближе. Материальные невзгоды приводят к потере поэтического осязания, и зачастую вместо коммунистического художества мы видим неистовство и судорогу поэта, цепляющегося только за свою боль, за свою обиду.

Комсомольский писатель — пока что — остается одним. Организации им не интересуются, его забыли, а он существует. Стоит вспомнить. Настроениями комсомольского писателя никто не интересуется. Они проходят мимо комсомольской молодежи. Но зато на всех углах и перекрестках — громы и молнии рассекают музу и дорогу поэту, оборванному и голодному, застрявшему в одиноких переживаниях.