Читать «Рейс «Ориона»» онлайн - страница 19
Владислав Петрович Крапивин
— Женя, дай маленько порулить, — начал просить Тимка. Ну, дай, Жень!
— На бревна не посади нас, — предупредил Мухин. Тимка заулыбался и стиснул в ладонях рукоятку руля. Все было хорошо. Через несколько минут Тимка развернул лодку против течения и повел ее вдоль плотов, которые тянулись с правого берега.
— Ставь к волне! — закричал вдруг Мухин. Отбрасывая крутые гребни, мимо проходил буксирный катер. Тимка растерялся. Он рванул руль, но не в ту сторону. Лодка ударилась носом о плот. Тоник ничего не успел сообразить. Он сидел впереди и сразу вылетел на плот. Скорость была большой, и Тоник проехал поперек плота, как по громадному ксилофону, пересчитав локтями и коленками каждое бревнышко.
Мухин обругал Тимку, отобрал руль и крикнул Тонику:
— Стукнулся, пацан? Ну, садись!
— Ладно, мы отсюда доберемся, — сказала Римка и прыгнула на плот. За ней молча вылез Тимка. Тоник сидел на бревнах и всхлипывал. Боль была такой, что он даже не сдерживал слез.
— Разнюнился, ребеночек, — вдруг разозлился Тимка. — Подумаешь, локоть расцарапал.
— Тебе бы так, — заступилась Римка. — Рулевой «Сено-солома»…
— А он хуже девчонки… То-о-онечка, — противно запел Тимка.
Теперь Тоник всхлипнул от обиды. Кое-как он поднялся и в упор поглядел на Тимку. Когда Тимка начинал дразниться, он становился противным: глаза делались маленькими, белесые брови уползали на лоб, губы оттопыривались… Так бы и треснул его.
Тоник повернулся, хромая, перешел на берег, и стал подниматься на обрыв по тропинке, едва заметной среди конопли и бурьяна.
В переулке, у водонапорной колонки он вымыл лицо, а дома поскорей натянул шаровары и рубашку с длинными рукавами, чтобы скрыть ссадины. И все же мама сразу спросила:
— Что случилось, Тоничек?
— Ничего, — буркнул он.
— Я знаю, — сказал папа, не отрываясь от газеты. — Он подрался с Тимофеем.
Мама покачала головой:
— Не может быть, Тима почти на два года старше. Впрочем… — она коротко вздохнула, — без матери растет мальчик. Присмотра почти никакого…
Тоник раздвинул листья фикуса, сел на подоконник и свесил на улицу ноги. В горле у него снова запершило.
— Тимка никогда не дерется.
Папа отложил газету и полез в карман за папиросой.
— Так что же произошло?
— А вот то… Придумали такое имя, что на улице не покажешься. То-о-нечка. Как у девчонки.
— Хорошее имя. Ан-тон.
— Чего хорошего?
— А чего плохого? — Папа отложил незажженную папиросу и задумчиво произнес: — Это имя не так просто придумано. Тут, дружище, целая история.
— Мне не легче, — сказал Тоник, но все-таки обернулся и поглядел украдкой сквозь листья: собирается ли папа рассказывать?
Вот эта история.
Тогда папа учился в институте, и звали его не Сергеем Васильевичем, а Сергеем, Сережей, и даже Сережкой. После второго курса он вместе с товарищами поехал в Красноярский край убирать хлеб на целине.
Папа, то есть Сергей, жил вместе с десятью товарищами в глинобитной мазанке, одиноко белевшей на пологом склоне. Рядом с мазанкой были построены два крытых соломой навеса. Все это называлось: «Полевой стан Кара-Сук».
Больше кругом ничего не было. Только степь и горы. На горах по утрам лежали серые косматые облака, а в степи стояли среди колючей травы горячие от солнца каменные идолы и цвели странные синие ромашки. Среди желтых полей ярко зеленели квадраты хакасских курганов. В светлом небе кружили коршуны. Их распластанные тени скользили по горным склонам.