Читать «Революtion!» онлайн - страница 52

Валерий Дмитриевич Соловей

Применительно к нашему случаю это означает, что если страхи гражданской войны были реальны, то именно они диктовали линию поведения. Вместе с тем не премину отметить, что в данном конкретном случае (политический кризис 1992–1993 гг.) линия поведения Ельцина носила подчеркнуто конфронтационный характер, и он сознательно (подчеркну: сознательно!) избегал любых политических компромиссов, поскольку те привели бы к ограничению его власти.

Хотя во время тогдашнего кризиса я считал угрозу гражданской войны в России весьма вероятной (во многом мои опасения питались историческими аналогиями), с позиции сегодняшнего дня эти опасения и страхи выглядят кардинальным преувеличением.

И вот почему. Как уже отмечалось в предшествующей главе, существует корреляция между демографической динамикой и интенсивностью революционного процесса. Кровавые революции обычно происходят там и тогда, где и когда наблюдается демографический перегрев, где избыток молодой энергии и силы. В странах, переживающих демографический упадок, возможны эксцессы в виде гражданских беспорядков и вспышек насилия, но не полноценная и систематическая гражданская война.

Действительно, политический кризис 1992–1993 гг. теоретически мог оказаться запалом. Однако хвороста, чтобы вспыхнул пожар, явно не хватало и, что еще важнее, хворост этот был сырым. Качественное отличие последней русской революции от предшествующих состояло в том, что русские вошли в нее изрядно ослабленным народом с плохой демографической динамикой.

На мой взгляд, именно витальная слабость русских обусловила сравнительно мирный (по крайней мере на территории России) характер буржуазной антикоммунистической революции. У них не было ни сил, ни куража проливать кровь ради идеальных, трансцендентных целей и ценностей – неважно, спасения коммунизма, перехода к демократии или возрождения Третьего Рима.

И уж тем более не было и не могло быть никаких материальных и идеальных интересов, которые стоило бы защищать. В самом деле, невозможно представить крестьян Нечерноземья, поднимающихся «на бой кровавый, святой и правый» ради нищих колхозов; рабочих, выступающих в защиту социалистических заводов и фабрик; секретарей парткомов, готовых идти на смертоубийство за кумачовые знамена и ведомости об уплате партийных взносов.

А вот тем, кто относился к «капитанам социалистического производства» и контролировал народно-хозяйственные активы, новая ситуация, наоборот, открыла возможность конвертировать функции социалистических менеджеров в права собственников. В этом смысле революционная власть действовала грамотно: она начала быстро создавать слой новых собственников, способных выступить ее социальной опорой.