Читать «Революtion!» онлайн - страница 46

Но уже применительно к Египту говорить о демократической трансформации не приходится. Достижением страны следует считать хотя бы то, что она избегла гражданской войны и сохранила государственность. А вот Ливии, Йемену и Сирии пришлось сполна вкусить гражданской войны, под сомнением оказались их территориальная целостность и государственный суверенитет.

«Война – дело молодых»

Почему одни революции носят мирный или преимущественно мирный характер, а другие оборачиваются кровавой вакханалией и ведут к гражданской войне? На сей счет возникла и процветает обширная академическая казуистика. Острота предреволюционных противоречий, масштаб конфликта столкнувшихся классов и социальных групп, накаленные идеологии и религии, прагматизм или доктринерство революционной власти – все это, а также многое другое имеет немаловажную цену при определении (пост)революционной траектории.

Однако в революциях последних двадцати пяти лет обращает на себя внимание корреляция между демографической динамикой и масштабом насилия. «Бархатные» и «цветные» революции в Европе проходили мирно или преимущественно мирно.

Насилие при смене власти наблюдалось лишь в Румынии декабря 1989 г. (революционное восстание против режима Чаушеску) и во время «революции достоинства» в Киеве (ноябрь 2013 г. – февраль 2014 г.). Однако даже в этих случаях масштабы насилия были относительно невелики и не нашли драматического развития в виде гражданской войны. По крайней мере в Румынии ничего подобного не случилось.

Война в Донбассе, вспыхнувшая поздней весной 2014 г., хотя и имеет измерение гражданской, вряд ли могла бы начаться и развиваться без решающей роли внешнего фактора. Поэтому я не склонен выводить ее напрямую из украинской революции.

Напомню, что европейские страны – это страны с низкой рождаемостью и сравнительно небольшой долей молодого населения. Примечательно, что доля молодежи была существенно выше именно в Румынии, где режим Чаушеску всячески поощрял рождаемость. И, по иронии истории, именно эта молодежь выступила авангардом революционного вооруженного протеста против его режима.

Среди постсоветских революций самым высоким коэффициентом насилия, по-видимому, характеризовалась вторая (апрель 2010 г.) революция в азиатской Киргизии, где демографический перегрев оказался важным структурным фактором революционного кризиса. В каком-то смысле он компенсировал отсутствовавшее внешнее влияние. (Даже самые радикальные конспирологические умы России не смогли обнаружить в киргизских революциях зловещее и вездесущее американское влияние.) В то же время демографический перегрев способствовал высокому уровню революционного насилия.

Качественно иную ситуацию мы наблюдаем в ходе «арабской весны». В Тунисе и Египте удалось избежать масштабной войны. В первом случае сработали институты гражданского общества и мастерство переговорщиков. Во втором – влиятельные вооруженные силы, купировавшие полноценную гражданскую войну. Но вот в Йемене, Ливии и Сирии выступления против правящих режимов ввергли эти страны в масштабные и кровопролитные гражданские конфликты.