Читать «Растоптанные жизни» онлайн - страница 21

Я вернулась в барак. Волынская пила чай и сделала вид, что не знает, куда меня вызывали.

Никакими словами я не могу передать то чувство, которое меня охватило в один миг, впервые в моей жизни. У меня помутилось в глазах. Я бросилась на Дусю, схватила её за оба борта телогрейки и что есть силы стала бить её головой об стенку. Она кричала предсмертным криком. Где-то, в сознании, я понимала, что надо остановиться, что я могу её убить, но остановиться было выше моих сил.

Дуся каким-то образом вывернулась из телогрейки, которая осталась у меня в руках, и с воплем попыталась удрать. Я поймала её, схватила за волосы, повалила на пол и начала её бить по лицу ногами. Я не заметила, что на её крики сбежались лагерницы из нескольких бараков и наблюдали эту сцену избиения «блатнячки» интеллигенткой. Я била её до тех пор, пока меня не оттащили от неё.

В барак прибежал врач, — спасали и Дусю, и меня.

Это был настоящий приступ истерии, о котором я сейчас вспоминаю с содроганием.

После этого жуткого эпизода с Дусей мне дали «лёгкую» работу.

Уже не надо было ходить восемь километров туда и обратно, уже не нужно было орудовать десятикилограммовым молотом.

Работа была в зоне, в прачечной. Норма была двести штук в день: сто кальсон и сто рубах для солдат. На двести штук белья давали маленький кусочек мыла, и стирать приходилось в ваннах, которые были вмурованы в цементный пол.

Надо было двенадцать часов стоять, не разгибая спины, и стирать.

На руках образовались кровавые мозоли. До постели мы добирались полуживые.

Мне тогда казалось, что самый длинный путь на земле это от прачечной до барака.

Я стирала двести штук в день солдатского белья ежедневно, в течение двух лет.

Ощущение боли во всём теле стало обычным, на уме было только одно: как решиться на самоубийство.

Уж не знаю, что меня всё-таки удержало от этого шага.

Через два года я решилась заявить начальству, что я больше не в силах продолжать этот каторжный труд.

Меня посадили в карцер на пять суток, где мне пришлось валяться на каменном полу без разрешения даже подстелить телогрейку, и когда я из карцера вышла, мне объявили, что меня будут судить за отказ от работы по статье 58/14.

Карцер

Я снова в одиночной камере.

Кто мог подумать, что и в лагере есть своя внутренняя тюрьма (пример, по-видимому, берётся с Москвы).

Ну что ж! Мои познания расширились.

Книг не дают. Днём ложиться не разрешают. С шести утра до десяти вечера надо сидеть или ходить по камере.

Прогулки один раз в три дня по полчаса.

В течение полугода следователь разговаривал со мной только три раза. Однако обвинительное заключение мне вручили на двадцати трёх страницах. Меня уведомили, что специальная выездная сессия суда приедет в лагерь меня судить.

Я прочла обвинительное заключение и диву далась, как можно всерьёз назвать документом эту безграмотную писанину, этот вымысел.

Фамилия судьи была Дужанский. Я не знаю, кто был этот человек, но когда я встретилась с ним взглядом, он дал мне понять, чтоб я не волновалась. Во время ведения «дела» Дужанский старался только выявлять всевозможные нарушения процессуальных законов, вроде того, например, что в роли обвинителя выступал сам следователь! Вообще, создавалось впечатление, что просто сфабриковали «спектакль» для страха, рассчитывая на то, что всё равно защитить меня некому.