Читать «Рассказы о Гайдаре» онлайн - страница 18

За лесом, за рекой без конца и края расстилается степь. Огромные птицы — дрофы — расхаживают по степи, и часто их стаи охотники издали принимают за стада овец. Стрепеты кувыркаются в небе. В таких местах по-настоящему понимаешь, что такое значат слова: земной простор и приволье.

На охоту на Урал мы поехали вместе с Гайдаром.

Жили мы в палатках на берегу реки. На длинном шесте был поднят наш голубой охотничий вымпел, и, издалека завидев его, гудели нам «здравствуйте» знакомые пароходы.

Жили мы хорошо. Вставали рано, с рассветом. Гайдар говорил, что рассвет на Урале сначала слышишь и чувствуешь и только потом видишь. Раным-рано просыпается предутренний ветер. Ночью он дремлет на краю той земли, что не тронута солнцем. Но лишь заденет его солнечный луч, поднимается ветер и бежит. Отбежит и ляжет, и снова ждёт, и снова бежит от солнца.

В глубокой ещё темноте дойдёт от реки резкий и неожиданный плеск, не такой, как ночью, — отчётливей и ясней раздастся он. Это значит — полог ночного тумана колыхнулся, приподнимаясь, и в узкую щель между туманом и водой проник чистый, освобождённый звук.

В тёмном лесу свистнет птица — чвик! — и замолчит. Намного раньше человека увидит птица, что синее звёздное небо посветлело, стало легче и чуть холодней. Всё ещё темно. Но час назад вспугнутая утиная стая неслась над самой землёй, словно боялась задеть крыльями низкие звёзды. А сейчас высоко в тонком небе летят птицы, мир стал больше и выше. Теперь это видишь и ты.

Сколько раз приходилось и мне сначала чувствовать нежное прикосновение света и только потом — видеть его. Бывало, шевельнётся у виска, точно сама по себе, выбившаяся из-под фуражки прядь волос, и почти тотчас же глаз разглядит первые очертания ветвей и листьев.

Это светлая полоса зари легла за тёмным высоким лесом.

Это утро пришло, солнце встало.

Прекрасное, краткое и редкое время.

Часто мы уходили из лагеря в лес, в степь. Чаще всех и дальше всех уходил Аркадий Гайдар. Он путешествовал по-настоящему, всегда что-нибудь находил по дороге и приносил в лагерь. То змеиную шкуру, то двух чёрных кротов, то диковинный гриб — нарост со старого дерева.

Однажды он вернулся из тёмного леса и сказал, что видел в лесу медведя.

— Медведей отродясь не водилось в степной полосе, — сказали мы Гайдару.

— А я видел, — сказал он. — Низенький, на четырёх лапах, идёт фыркает и нос пятаком.

— Да это же не медведь, а барсук! — закричали мы.

— А не всё ли мне равно! — сказал Гайдар. — Если я ни медведя, ни барсука никогда в глаза не видел, какая мне разница! Всё равно страшно.

Очень он дружил с колхозными охотниками и рыбаками и на рыбацкий стан уходил, бывало, вёрст за десять. В лагерь он возвращался утром, усталый и довольный.

— Много рыбы поймали? — спрашивали мы.

— Рыбы поймали много, — отвечал Гайдар. — Всякой, разной и хорошей рыбы. Два раза заводили невод и вытащили двух шипов, осетра и четырёх сазанов, не считая мелочи. Варили ночью уху и пели казачьи песни. А большого икряного осетра повезли в первую отличную колхозную бригаду в поле, где бригада убирает хлеб. Вам я ничего хорошего не принёс, а если хотите, я спою грустную песню.