Читать «Разум и революция (Гегель и становление социальной теории)» онлайн

Издание выпущено при поддержке Института

«Открытое общество» (Фонд Сороса) в рамках

мегапроекта «Пушкинская библиотека»

This edition is publisched with the support

of the Open Society Institute within the framework

of «Pushkin Library» megaproject

А. П. Шурбелев

ГЕРБЕРТ МАРКУЗЕ:

ГЕГЕЛЬ И СТАНОВЛЕНИЕ ТОТАЛИТАРНОЙ

ИДЕОЛОГИИ

«В бомбардировке Лондона я просто усматривал зримый и осязаемый результат того ложного и порочного учения, основы которого, как я считаю, заключены в книге, лежащей передо мною... С этой работы началось самое глубокое и тонкое из всех влияний, подорвавших основания рационалистического гуманизма ХУ1П и XIX веков, и в гегелевской теории обожествленного государства подспудно заключается все то, чему я стал свидетелем».1

К столь мрачному выводу пришел английский социолог Л.Т.Гобхауз, которому довелось пережить разрушительные немецкие бомбардировки английских городов во время первой мировой войны. Книга, о которой он упоминает, — «Феноменология духа» Гегеля. Что ни говори, упрек весьма серьезный. Гегеля обвиняют — ни больше, ни меньше — в том, что он способствовал крушению идеалов европейского гуманизма, и «все то, чему... стал свидетелем» Гобхауз, якобы несет на себе знаки «авторитарной» гегелевской философии.

Начиная со времен первой мировой войны, когда тяготение к тоталитаризму и формирование военных

режимов, подобно подземным толчкам, все сильнее стали заявлять о себе в традиционной системе либерального социального устроения европейских государств, довольно широко бытовало мнение, согласно которому именно Гегель в немалой степени способствовал идеологическому оправданию тоталитарной организации общества. Что касается «Феноменологии духа», то, если в разрушении обыденного (неистинного с точки зрения Гегеля) сознания и обыденного здравого смысла, довольствующихся нерефлекти- рованной множественностью взаимообособленных данностей чувственного опыта, усматривать посягательство на самоценную единичность и особенность, которые приносятся в жертву истине всеобщего, раскрывающегося в ходе предпринятого Гегелем феноменологического анализа, то тогда, конечно, его можно упрекнуть в своеобразном философском «тоталитаризме». Да и вообще философская любовь к Allgemeinheit, усмотрение в государстве «самостоятельной силы, в которой отдельные индивиды не более чем моменты», утверждение, что «государство — это шествие Бога в мире» и что государству как таковому безразлично «есть ли индивид» или его нет, поскольку оно призвано осуществлять «право», которое «остается безразличным к особенности», — все эти и подобные высказывания Гегеля при известной тенденциозности в восприятии его диалектики создавали впечатление, что философ действительно оказался своего рода повивальной бабкой, давшей жизнь тем идеологиям и политическим теориям, которые тяжким эхом отозвались в орудийных залпах двух мировых войн.