Читать «Путями ветра» онлайн - страница 5
Ольга Владимировна Казакова
Он поцеловал крест, висевший у него на шее, и затем продолжил.
– Жители Тулузы по сие время с ужасом вспоминают ее танец на площади, перед храмом, где она и встречалась со своим любовником. Танцевала-то она обнаженной, выкрикивая всяческие богохульства в адрес Пресвятой Девы и, – о, Господи, прости мне такие слова, пела о том, что «Слаще небесной любви была…
– Была любовь земная», – раздался в эту минуту голос за моей спиной, и я так и обмер, не смея повернуться и посмотреть на его обладательницу.
Ни я, ни отец Андреа в пылу нашей беседы не заметили, как одна из потайных дверей, скрытых за гобеленами, приоткрылась, и в зале появилась герцогиня Лучия Фраттини.
Тут мне надлежит попридержать свою руку, прежде, чем она снова коснется пергамента, поскольку не так уж я искусен в словах, чтобы описать красоту этой синьоры лучше, чем то было сделано его высокопреосвященством Пьетро Бембо, славнейшим и ученейшим из поэтов, также не избегнувшим ее чар:
Воистину так оно и было, когда я впервые услыхал ласковый смех герцогини Лучии и увидел ее улыбку. Ни у кого прежде, ни у мужчины, ни у женщины, не встречал я зубы столь ровные и столь белые, и только один изъян портил ее прекрасное лицо – родимое пятнышко на подбородке столь необычной формы, что напоминало оно своим видом дьявольскую отметину – венерино зеркальце.
По заранее ли изъявленному ею желанию, или же по собственному наитию, ибо отец Андреа отличался необычайной проницательностью, он немедля удалился, оставив меня наедине с ее светлостью. И тогда робость овладела мною вполне.
Мне довелось повидать в своей жизни немного женщин, да и те, что попадались мне, по большей части были грубые и невежественные простолюдинки. Но я готов поклясться всеми святыми моими заступниками, что одна Лучия на этой грешной земле соответствовала небесному идеалу, который во время уединенных бдений, молясь за душу моей бедной матушки, представлял я себе, вспоминая тех пречистых девственниц, что не задумываясь готовы были пожертвовать жизнью земной во имя радости в сиянии чистоты пройти сквозь врата небесные. О, это, конечно, была не наивная крестьянка, привыкшая к тяжкому труду, богобоязненная и все же ничего не смыслившая в вопросах истинной веры. То была женщина искушенного ума, редких дарований и столь красноречивая, что впору было бы многим мужчинам поучиться у нее ораторскому мастерству. И, кроме того, она была наделена столь сокрушительной и чарующей силой обольщения, что можно было не сомневаться – само появление ее под сводами храма не могло бы не стать подлинно суровым испытанием для служителей Церкви. Все в ней наводило на мысли о жестокой и неотвратимой прелести языческих времен, не знавших ни милости, ни покаяния.
Была она высокой и стройной, а благодаря роскошному наряду, расшитому жемчугом и высокой прическе из золотых волос, казалась еще выше и еще прекраснее, и ножки ее были обуты в украшенные рубинами и изумрудами туфельки из алого бархата столь тонкой и изящной работы, что каждая из них стоила целого состояния. И все же ни одной греховной сладострастной мысли не пришло мне тогда в голову, то ли от ужаса, который я испытывал перед этой госпожой, то ли от того, что крест под власяницей жег мне грудь так сильно, что не было бы мне больнее и если бы там был спрятан кусок раскаленного железа.
