Читать «Путь на Грумант (Поморская быль)» онлайн - страница 128

СМЕРТЬ ФЕДОРА

Еще одна зима прошумела метелями над занесенным снегом становищем грумаланов и снова пришли светлые, солнечные дни. Для больного Федора апрельское солнце и чистый воздух были особенно необходимы. Почти всю зиму он в полузабытьи пролежал в темной, душной избе. После долгих колебаний Алексей решил прибегнуть еще к одному народному средству прервать полусонное состояние цинготного больного, заставить его встряхнуться. Однажды в теплый, безветренный день поморы вывели Федора из избы, не обращая внимания на его сопротивление и жалобные просьбы оставить в покое. - Братаны... ведь во сне легче мне... Куда вы меня тащите?!.. - Дядя Федор, крестный, на воздухе скорее хворь пройдет, - уговаривал его Ваня. - Хорошо на воле, сам потом не уйдешь. Алексей и Шарапов отвели бессильные руки больного назад и вставили под них жердь. Привязав руки, они взялись за концы жерди и быстро пошли вперед. Федор сначала просто волочился по снегу, не в силах двинуть опухшими ногами. - Братцы! - кричал он. - Отпустите, не мучьте. Лучше убейте! Но поморы словно не слышали его воплей. Убедившись, что слова бесполезны, Федор, стоная и охая, стал понемногу перебирать ногами, стараясь поспевать за товарищами. Такую же "прогулку" ему устроили и на следующий день. На третий он сам пожелал "погулять". Волей-неволей принужденный двигаться, наглотавшись чистого воздуха, больной стал чуть-чуть бодрее. Тогда Алексей применил еще более сильное старинное средство. Выйдя на очередную прогулку, поморы подвели Федора к невысокому утесу с отвесным обрывом и неожиданно столкнули вниз, в сугроб, Федор барахтался, барахтался в глубоком снегу и с большими усилиями выбрался на розное место. - Что за потеха с хворым? Грех на душу берете... Ведь так загубить человека можно... Не ожидал я от вас, - возмущался, отряхиваясь и отплевываясь, Федор. На его всклокоченных волосах, в ушах, на ресницах, во рту - везде был снег. Химков и Степан прятали в усах улыбку, а Ваня весело кричал сверху: - Не сердись, крестный, ведь для твоей пользы все! Грумаланы, как могли, старались возвратить товарища к жизни. Поморские способы лечения, несомненно, дали необходимую встряску совсем поникшему телом и духом Федору. Чистый воздух, солнце тоже сделали свое дело, и состояние больного как будто улучшилось. - Стало полегче маленько, - говорил он. Федор стал меньше спать днем, интересовался всем, что делалось вокруг него. ...Короткое лето прошло в охоте за оленями и за озерной птицей. Два раза Шарапов с Ваней ходили за яйцами на птичий базар. И все зорко наблюдали за морем. Но не было лодьи... Наступила и ушла еще зима. Промелькнули весна и лето. Море было пустынно. Казалось, никогда не дождаться мореходам выручки. Вновь над одинокой избой завыла и загудела метель... Так прошло пять зим. Сколько всяких напастей выдержала за эти годы отважная четверка, сколько тяжелых дум было передумано за долгие полярные ночи... Кто сочтет, кто расскажет?.. Грозна и жестока Арктика к людям, но поморская воля и дружба сильнее стихии; ни пурге, ни морозам, ни цинге не сломить ее! Лишь обросли грумаланы да почернели от копоти. Но бились в них храбрые, добрые сердца товарищей. В борьбе за жизнь среди дикой, первобытной природы они стали еще тверже и выносливее - в ходьбе и беге, в охоте. Особенно преобразился Ваня. Из белобрысого мальчугана-зуйка на "Ростиславе" он превратился в рослого восемнадцатилетнего парня с русой, курчавой бородкой. Песец, олень, морж, нерпа, любая птица - никто не уйдет теперь от его стрелы и копья. "Сам на сам" выходил Иван Химков с рогатиной или топором на медведя, и берегись ошкуй, если станет на его дороге! Старшие товарищи, отец во всем служили ему примером. Алексей Химков и на зимовке был не только руководителем, старшиной с непререкаемым авторитетом. Иван видел, что отец, как бы тяжело ему не приходилось, не прекращал наблюдений за природой Груманта, за ветрами и льдом, приливами и отливами. Он исследовал берега островов и наносил их на карту, разведывал места, богатые промысловым зверем, изучал горные породы, подробно описывал растительность. С методами и результатами своей работы он знакомил остальных зимовщиков, разъяснял им непонятное. Любознательный от природы, Иван тоже многое перенял от отца морехода-исследователя. Не пропали даром и вечера, проведенные над Леонтием Магницким. Даровитый юноша, сын своего народа, год от году развивал свои многообещающие задатки. Испытанные поморские средства помогли троим зимовщикам осилить страшную болезнь - цингу. Но она решила доконать четвертого, когда-то самого могучего из них - богатыря Веригина. Пятый год болен Федор. Сейчас весна, май, но он уже не мог сделать без посторонней помощи ни одного движения и лежал пластом в полном безразличии. Зубов у него не осталось, рот и губы кровоточили, тело как-то разрыхлилось, на коже выступили открытые язвы. Но этот получеловек-полутруп был дорог товарищам. Больше всего около него находился Иван. - Ты бы поел, дядя Федор, ведь нельзя так: два дня, кроме воды, ничего в рот не брал... - Душа не при...нимает... ничего, Ванюха...- прерывисто, задыхаясь, шептал Федор. - Да ведь есть-то надо! - настаивал Иван. Однажды, после бесплодных уговоров попробовать кусочек спасительного свежего мяса, Степан спросил его: - Как же ты, когда на промысле тебя на льдине унесло, без хлеба целый месяц прожил? - Не ел я и в тот раз мяса, братаны, - еле слышно ответил Федор. - Вымя утельги резал... Молоко пил. Бутылку, а то и более из вымени высасывал. Жирное, густое молоко, коровьему не в пример. Тем и жил... Крепко задумались поморы, особенно молодой Химков. Он решил во что бы то ни стало добыть зверя живым, скажем матку - олениху. Не откладывая, Иван взял лук и отправился к ближайшему оленьему пастбищу. Вот подошло небольшое стадо из четырех маток с телятами и двух самцов. Пока взрослые животные пили, опустив морды к воде, телята, перебирая тонкими ножками, приткнулись к материнским сосцам. "Добуду молоко! Надо только изловчиться, так матку подстрелить, чтобы жива осталась и убежать не могла",- думал про себя Иван. Сегодня был удачливый день... Запела меткая стрела - и одна из маток упала грудью в ручей. Острый железный наконечник вонзился как раз в коленный сустав передней ноги животного. Олениха билась, пытаясь подняться, и тут же валилась на бок. Иван с силой бросил в ручей большой камень. Громкий всплеск напугал стадо, олени встрепенулись и быстро умчались прочь, замелькав по тундре темными точками. Раненая матка тоже сделала несколько прыжков на трех ногах, но стрела в колене мешала ей. Около оленихи остановился и ее теленок. Иван сбежал со скалы и поймал теленка. Связав олененку ножки ременным поясом и взяв его на руки, юноша сделал вид, что уходит. Матка, несмотря на боль, дернулась вслед. То замедляя, то ускоряя шаг, Иван шел к зимовью. Поодаль ковыляла олениха, держа навесу раненую ногу и вытягивая тонкую морду к детенышу. - Степан, ну-ка, сюда, скорее, - крикнул Иван, приблизившись к избе. Когда удивленный Степан привязал олениху к сараю, Иван положил около нее теленка и распутал ему ноги. Теленок тут же вскочил, мать обнюхала его со всех сторон и, казалось, была довольна. В этот момент юноша коротким движением выдернул железное острие из ноги животного. Олениха принялась зализывать рану. Сбегав на моховую ложбинку, Иван и Шарапов притащили целую охапку ягеля, постлали его в углу сеней и перевели туда матку с теленком. Уже через три дня олениха спокойно встречала людей, а на пятый день Степан попробовал подоить ее, подпуская сначала к вымени теленка. Так Федор получил белое, жирное, питательное оленье молоко. С жадностью выпивал он из рук Ивана несколько ложек, еле слышно благодарил и, уронив голову на постель, опять забывался. - Эх! Как я не сделал этого раньше! - казнился юноша. Шарапов вспомнил, что против цинги хорошо помогает порошок из сухого ягеля, размешанный в оленьем молоке. Стали давать и это лекарство. Но видно было по всему, что дни Федора сочтены. Он все реже приходил в сознание. - Кончается, видно, Федор-то, - тихо сказал однажды Шарапов. - Недаром цингу черной смертью зовут. Видишь, как почернел... Но вдруг после мучительной ночи к утру Федору стало как будто лучше. - Ваня, позови Алексея... - внятно сказал он. Химков склонился над больным. - Ну, кажись, все, Алеша... Прошу крест надо мной... Мать-старуха... приведется вам домой вернуться, не обдели... Обидел кого... простите, други... винюсь...- Это были его последние слова. Мореходы поклонились в ноги умирающему. - Прости и нас! Не унеси зла с собой... Скупые мужицкие слезы жгли глаза поморов... Первым очнулся Степан. Вот. Втроем остались. Давайте проводим Федора. И мореходы торжественно запели поморское погребенье: