Читать «Путь к храму» онлайн - страница 205

Алексей Грушевский

Поэтому Еуше ничего не осталось как, стоя у ворот, проклинать смеющуюся над ним толпу, не ведающих что творят, молодых негодяев, подославших их раввинов, давшим приказ раввинам учителям веры, состоящий из учителей веры синедрион, и сам Храм, в котором он собирался.

Он проклинал и проклинал, над ним смеялись и смеялись, верующие равнодушно шли и шли мимо него в Храм и обратно, агенты синедриона, стоя небольшой группой немного в стороне, аккуратно записывали и записывали всё, что он говорил и говорил.

Под градом всеобщих насмешек и осуждения, он, хрипя проклятия уже из последних сил, всё ждал, что придут переодетые в серые и белые хламиды легионеры прокуратора, но уже начало смеркаться, а их всё не было.

Обессиленный он отошёл со своими поникшими соратниками в сторону, немного передохнуть. Видно приняв это как знак слабости, совсем уже обнаглевшие молодые мерзавцы, задорно смеясь, подбежали к месту, где расположилась его группа, и стали кидать в него костями, кусками земли и комьями грязи, словно в паршивых собак, отгоняемых подальше от храмовой ограды.

Бешенство захлестнуло его. В неистовстве он, размахивая посохом, со своими соратниками бросился на этих негодяев, и когда они трусливо разбежались, ему открылся строй многочисленной храмовой стражи, доселе скрывавшийся за их шумливой толпой. Созерцая явную решимость его не пустить, написанную на их суровых лицах, Еуша отчётливо понял, что сегодня в Храм ему уже не войти.

И тогда он громогласно проклял Храм, и в забытье озлобления обещал его разрушить, сровнять с землёй, потому что он есть Истина, а если гранит и мрамор не стоит на Истине, то он рухнет, погребя всех под собой. Он проклинал и проклинал всё, что только можно, и предрекал гибель всему, чему было только можно, и Храму, и городу, и стране и народу. Всем кто отверг его. Он проклинал и проклинал, он предрекал и предрекал гибель и бедствия, обещал и обещал разрушить и сжечь всё, казалось. Совершенно всё, всё, что только можно.

Храмовая стража стояла в гробовом молчании. Вокруг него застыли, замерев в ужасе, последние немногие верующие, расходящиеся по домам из запирающегося на ночь святого места. Ничто не заглушало звук его проклятий, кроме тихого и усердного скрипа перьев, совсем уже не скрывающихся агентов синедриона и подошедших почти вплотную, дабы как можно более тщательно зафиксирвать всё, что он говорил и обещал.

В какой-то момент толпа стражников медленно, с молчаливой, и потому особенно твёрдой решимостью, пошла на него, и ему ничего не оставалась, как покинуть эту площадку перед храмовыми воротами.

Всю дорогу назад его поникшие путники шли под его бесконечные проклятия. В Вифании, подходя к дому, он увидел Руфия, поджидающего его в небольшом удалении от ворот. Приказав соратникам готовить ужин, он незаметно, якобы по нужде, выскользнул из дома и встретился с посланцем.

Руфий стоически, без звука, выслушал его многословный бред, состоящий из оправданий, обвинений, жалоб, хвастливых заявлений и окончившейся жалким вопросом — Что же делать дальше? Как только Еуша замолчал, полностью выдохнувшись, он коротко и сухо сообщил, что синедрион намерен обвинить его в преступлениях против веры, и потому он должен или немедленно покинуть город, или, если он, по соображениям престижа, хочет встретить пейсах в нём, ему необходимо завтра же сменить место постоя.