Читать «Путь к храму» онлайн - страница 109

Алексей Грушевский

— Нет, нет, я дальше не пойду. Я не хочу. Всё что хотите, со мной делайте, но я дальше не пойду — вдруг, неожиданно для себя, зарыдал потрясённый Толик.

Алхимик достал мешочек с каким-то порошком. Насыпал себе на ладонь его щепотку, и сдул его в сторону Толика так, чтобы он пролетел через пламя свечи. Пылинки, запалясь, ярко вспыхнули маленьким разноцветным фейверком. И в то же мгновение к Толику вернулось самообладание.

Толик почувствовал какое-то отупение, словно он перестал воспринимать мир за приделами круга света от свечи в руках Алхимика. И в то же время, весь его прежний страх трансформировался в боязнь оказаться вне света этой тусклой свечи. И он покорно пошёл за этим светом вслед за Алхимиком. Ему открывались всё новые и новые сидящие на креслах куклы. Всё новые и новые свечи вспыхивали в их неподвижных руках, и всё новые и новые, гремящие своими деревянными кольцами, Сукубы судорожно дёргались, оживали и спрыгивали с их колен, присоединясь к процессии.

Куклы были в старомодных, ветхих и выцветших от времени, когда-то богатых, одеждах, в изъеденных молью париках, на них были пёстрые ленты полные старинных орденов и драгоценностей, все они были усыпанных дорогими каменьями. Но все их богатые украшения, ордена, знаки отличия и символы высокого общественного положения здесь не сверкали огнями роскоши и тщеславия, они померкли, поблекли, присыпанные толстой слоем многовековой пыли и опутанные паутиной. Лишь лица и держащие свечи залитые воском безвольные руки этих кукол были свежими и словно живыми. Как будто время было не властно над материалом и красками, из которых были они слеплены.

И всех этих уникальных и неповторимых кукол из самых разных эпох, облачённых в померкший шёлк, золотую парчу и редкостные регалии, объединяло только одно — гримаса ужаса, боли и безнадёжного отчаяния зримо застывшая на их искажённых и измученных лицах. Их слепые выпученные, рвущиеся из орбит остекленевшие глаза, были полны невероятной и одинаковой для всех невыносимой тоски, с которой они, казалось, смотрели на посетителей. Словно процесс их изготовления сопровождался такими невероятными мучениями, что даже, казалось, что они имели не столько физическую природу, так как было невозможно представить, что нечто физическое способно вынести, и тем более породить, такую боль, какая зримо читалась при взглядах на них. Источником этой боли было что-то лежавшее за материальной гранью этого мира, что-то потустороннее, метафизическое. Ослепительное, жгущее и безжалостное, что не дано вынести никому облаченному в плоть.

Даже совершенно глухой и равнодушный к страданиям других, и вообще не ничего не воспринимающий что бы выходило за рамки его эгоистических интересов, Рыжий Толик, почти физически ощущал исходящее от этих кукол страдание. Казалось, что ряды этих бесконечных сидящих в кресле истуканов были полны невероятной боли, и быть может, именно эта невыносимая, нескончаемая боль и парализовала, переродила их плоть, превратив, в эти мёртвые, вечные и страшные в своей безнадёжности экспонаты из «зала кукол».