Читать «Путь актрисы» онлайн - страница 160
Серафима Германовна Бирман
Вдруг стук, и чей-то голос за дверью: «Можно?».
— Войдите.
В открывшуюся дверь, как в раму портрет, вставился человек, такой высокий, что голова его, казалось, уперлась в притолоку.
— Можно? — еще раз спросил он. Я не отвечала. Никак не ожидала этого визита: вошедший был комендантом театрального здания. Когда-то, видимо, он был моряком: из-под неплотно застегнутого воротника выглядывала полосатая тельняшка.
— Мне уйти?
{213} — Нет… пожалуйста! Почему же?
— Вы устали… Знаю. Был сегодня на вашем спектакле. Глядел «Вассу». В конце пошел за кулисы, но не пустили… Почему это? Почему не пустили?
— Такое у нас правило. Гримируемся все в одной комнате, и очень тесно.
Он внимательно оглядел меня:
— Как вы? Живы? Здоровы?
— Вполне.
— Странно…
— Что?
— Что чай пьете.
— Что ж тут странного?
— В тайге я бывал. С ружьем. Случалось выстрелом птицу испугать, и она, такая большая, такая черная, вскрикнет, крылья расправит и по‑над деревьями пронесется… Вы сегодня в последнем действии крикнули, будто подстрелили вас насмерть, так за кулисы я и направился и вот сейчас сюда зашел — очень хотелось узнать, живы ли вы, здоровы?
Вы собой на сцене мать мне мою напомнили… За это спасибо вам! Мать моя шкипером была, одна-единственная женщина на всем Черном море только она одна шкипером была: шкипер Евдоха…
За жизнь свою никогда она не то что в театре, в цирке ни разу не была. Как революция настала, выбрался я в люди, сводил ее в театр, на оперу, на «Евгения Онегина», вы, конечно, знаете эту оперу?
В ложу мать посадил, чтобы с шиком все было… Просидела она в этой ложе бархатной часа три-четыре, как камень, недвижимая. Я из ложи то покурить, то горло промочить, извините, выбегал, а она как пришилась к месту, так до самого конца… Кончилось представление, хлопки тут, аплодисменты, занавес откроют, закроют. Наконец уж прочно закрыли. Все расходятся. Мамаша моя сидит. «Мамаша, пойдемте!» — говорю. А она: «Сынок, да что ты со мной через этот театр исделал?»
— Что такое, мамаша?
А она: «Шестьдесят девять лет жила, не знала, что во тьме жила… Господи, ведь есть же на свете такая красота! И вот не знаю: то ли сон я сейчас счастливый видела? То ли от жизни своей темной, беспробудной проснулась?»
Он замолчал.
— А дальше?
— Что?
— Как дальше ваша мать? Как она?
— А чего? Шкипером в то время она уже, конечно, не была — стара. Ну, а как старухе — полагается ей печь да корыто. Вот и все для ней развлечение… А боевая была в молодости, сила! Вспомнил {214} я ее сегодня через вас. Через Вассу… Ну, пошел! Как говорится, «бойся гостя стоячего»! Простите!
Он вышел, плотно закрыв за собой дверь.
Я дорожу этой устной критикой, потому что речь шла об исключительной, незаурядной и напрасной силе, роднящей капиталистку Вассу Борисовну Железнову с черноморским шкипером Евдохой.
Силу в себе обе эти женщины чуяли, но не использовали так, как можно было использовать ее. И обе, по различным причинам, не испытали чувства жизни — существовали, но не пробудились, не воскресли для жизнедеятельности.