Читать «Путешествие в Закудыкино» онлайн - страница 21

– Разрешите войти, товарищ нарком? Ваш чай…

– Ты уже вашёл! – нарком заметно нервничал, наверное от нетерпения. – Пастав на стол и ухады. Ми заняты.

Майор Алёша вышел.

– Пей чай, дарагой. Настаящий, грузынский, не марковний, – попотчевал гостя хозяин кабинета, наливая себе, в свою очередь, армянского … в маленькую рюмочку. – Лымон бери. Так что ты гаваришь? Канэц, да? Пачему канэц? Абаснуй.

– Так точно, товарищ нарком, конец! Конец всему мировому капиталу! Понимаете, мы их победили! Мы их похороним на обломках их же прогнившей насквозь и дурно пахнущей демократии! Капитала больше нет! Империализма больше нет! Наступает эра всемирного торжества социализма! Да что там социализма, коммунизма! Коммунизма и милосердия! Милосердия и Диктатуры Пролетариата! Светлая заря, зажжённая Великим Октябрём, расцветает, ширится и полыхает всемирным пожаром Мировой Революции на пепелище нашей родной России! Нет больше богатых! Нет больше бедных! Никого нет – все равны, представляете!? Наступает эра всеобщего равенства! Равенства и братства! И абсолютной Свободы! Свободы и Законности! И сделали это мы, представляете, товарищ нарком, Мы!

– Кто эта ми?

– Мы – Советский народ! Мы с вами! Вы и я… и товарищ Сталин, разумеется!

– Да-а? А как ми эта сделали? – всё ещё недоумевал человек в пенсне и кепке, сбитый с толку не в меру воодушевлённой речью очкарика.

– Легко!

– Да-а?!

– Да вам собственно и делать-то ничего не надо. Я всё уже сделал!

– Да-а? А што ты сделал?

– Можно сказать без преувеличения, что я нашёл философский камень!!!

Народный Комиссар Внутренних Дел – человек по натуре кроткий и даже, где-то, ранимый, но по долгу своей службы внушающий трепет и содрогание миллионам и миллионам советских граждан. Человек, чьё имя при одном только упоминании поражало в самое сердце и обращало в позорное, паническое бегство многочисленные орды врагов народа, как внутри страны, так и кое-где за её пределами. Этот кремень несокрушимой советской твердыни сидел сейчас за столом своего кабинета на Лубянке, хлопал глазами под пенсне и чувствовал себя натуральным ослом. Что-то ему не нравилось в таком положении вещей.

– Камэн? Какой камэн? Слушай, дарагой, не таратор, объясны толком, да! Какой такой камэн?

– Философский! – привстал для многозначительности очкарик, неистово теребя в руках кепку.

В кабинете повисла тяжёлая, нескончаемая пауза.

– Па-аслущяй, дарагой, – наконец, не выдержал заминки нарком. – Я тебя прашю, честный слова, па-ажялуста, нэ терзай ты так этат кэпка. Обидна, панимаешь! Если я вазму и буду мят, ламат и даже кусат шапка-ушанка, тебе пириятна будет, да-а?

– Простите, товарищ Нарком, – очкарик успокоился и сел на своё место. – Увлёкся.

– Го-о! Пей чай и гавары падробна. Што за камэн такой? Зачем он?

– Видите ли, товарищ нарком, философский камень – это аллегория.

– Да-а? Какой алигория? Зачем?

– Дело в том, что я сконструировал аппарат, обращающий в золото… Как вы думаете что?