Читать «Психология социальных явлений» онлайн - страница 61
Андрей Владиславович Юревич
19
Чаще этот термин применяется более широко – как обозначение любого предубежденного отношения к возрастным группам, в том числе и к младшему поколению.
20
Методологию вычисления ИНСО см.: Юревич, Ушаков, Цапенко, 2007; в целом она аналогична методологии вычисления Индекса психологического состояния общества, описанной в главе 1.
21
По данным опросов, большинство наших сограждан считают, что современное российское государство выражает главным образом интересы государственной бюрократии и богатых слоев, а не общества в целом (Левашов, 2007). Однако и при более позитивном представлении о нашем государстве и приписывании ему прообщественных интенций приходится признать, что «государство проигрывает войну с общественными пороками» (там же, с. 426).
22
В целом же современных россиян по Индексу развития человеческого потенциала характеризуют таким образом: «высокообразованные, среднеобеспеченные, мало живущие» (там же, с. 642), хотя первые две оценки выглядят слишком оптимистичными.
23
Отметим в этой связи, что вообще новые научно-технические достижения, становясь достоянием широких масс, часто порождают очень негативные социальные последствия, и симптоматично предсмертное признание В. Зворыкина о том, что если бы он знал, к каким социальным последствиям его изобретение приведет, он бы его не делал. Главная причина, возможно, заключена в описанном фантастическом сюжете: расширяющиеся технические возможности человечества расширяют и возможности проявления зла.
24
«Псевдо» – потому, что оно имеет очень далекое отношение к истинному либерализму, представляя собой его сильно искаженную в интересах определенных слоев общества версию. Основоположники российского либерализма Б. Н. Чичерин, М. М. Сперанский, С. Ю. Витте, последователями которых называют себя авторы «Русского либерального манифеста» и лидеры СПС, были бы, наверное, сильно удивлены тем, кого считают либералами в современной России.
25
Отметим, что подобное понимание свободы не является нашим российским изобретением. Так, например, свобода, пропагандировавшаяся французскими салонами эпохи Просвещения, «носила сугубо негативный характер, превратилась в свободу отрицания всех моральных устоев – веры, авторитета, традиций, опыта, уважения к власти, объявленных предрассудками» (Огурцов, 2008).
26
Подчеркнем, что внутренние ограничения свободы предполагают постоянный взгляд на себя со стороны, т. е. интериоризованного Другого, причем цивилизованного Другого – квинтэссенции принципов цивилизованности, морали и нравственности.
27
Напомним, что это слово возникло в 1812 г. в кортесах испанского города Кадиса, где означало члена партии свободы (Либерализм в России, 1996, с. 417).
28
В этой связи уместно вспомнить мысль Г. Г. Дилигенского о том, что применительно к нашей стране необходимо различать, например, «демократов-романтиков», искренне отстаивавших демократические ценности, и пришедших им на смену «демократов-прагматиков», ловко использовавших демократические лозунги в личных интересах, например, для оправдания выгодной им приватизации (Дилигенский, 1994). Уместно упомянуть также идею Т. Карлейля о том, что революции подготавливают романтики, совершают прагматики, а их плодами наиболее искусно пользуются проходимцы. Показательно и то, что наши псевдолибералы, во-первых, использовали псевдолиберальные идеи для того, чтобы сколотить себе впечатляющие состояния, во-вторых, когда народ наконец-то получил заветную свободу, тут же поспешили оградиться от него бронированными лимузинами, высокими заборами и вооруженными охранниками, дабы от этой свободы не пострадать.