Читать «Прощай, любить не обязуйся» онлайн - страница 6

9

Грянь и ты, месяц первый, Октябрь,на твоем повороте мгновенномэлектричеством бьет по локтямострый угол меж веком и веком.Узнаю изначальный твой гул,оглашающий древние своды,по огромной округлости губ,называющих имя Свободы.О, три слога! Рёв сильных ширототворенной гортани!Как в красныхи предельных объемах шаров —тесно воздуху в трёх этих гласных.Грянь же, грянь, новорожденный криктой Свободы! Навеки и разом —распахни треугольный тупик,образованный каменным рабством.Подари отпущение муктем, что бились о стены и гибли, —там, в Михайловском, замкнутом в круг,там, в просторно-угрюмом Египте.Дай, Свобода, высокий твой верхвидеть, знать в небосводе затихшем,как бредущий в степи человекблизость звёзд ощущает затылком.Приближай свою ласку к земле,совершающей дивную дивность,навсегда предрешившей во мнесвою боль, и любовь, и родимость.

10

Ну что ж. Уже всё ближе, всё вернейрасчёт, что попаду я в эту повесть,конечно, если появиться в неймне Игрека не помешает происк.Всё непременным чередом идет,двадцатый век наводит свой порядок,подрагивает, словно самолёт,предслыша небо серебром лопаток.А та, что перламутровым белкомглядит чуть вкось, чуть невпопад и странно,ступившая, как дети на балкон,на край любви, на острие пространства,та, над которой в горлышко, как в горн,дудит апрель, насытивший скворешник, —нацеленный в меня, прости ей, гром! —она мне мать, и перемен скорейшихей предстоит удача и печаль.А ты, о Жизнь, мой мальчик-непоседа,спеши вперед и понукай педальоткрывшего крыла велосипеда.Пусть роль свою сыграет азиат —он белокур, как белая ворона,как гончую, его влечет азартпо следу, вдаль, и точно в те ворота,где ждут его, где воспринять должныдвух острых скул опасность и подарок.Округлое дитя из тишиныпоявится, как слово из помарок.

1

Я – скоро. Но покуда нет меня.Я – где-то там, в преддверии природы.Вот-вот окликнут, разрешат – и яс готовностью возникну на пороге.Я жду рожденья, я спешу теперь,как посетитель в тягостной приёмной,пробить бюрократическую дверьвсем телом – и предстать в её проёме.Ужо рожусь! Еще не рождена.Еще не пала вещая щеколда.Никто не знает, что я – вот она,темно, смешно. Апчхи! В носу щекотно.Вот так играют дети, прячась в шкаф,испытывая радость отдаленья.Сейчас расхохочусь! Нет сил! И ка-аквдруг вывалюсь вам всем на удивленье!Таюсь, тянусь, претерпеваю рост,вломлюсь птенцом горячим, косоротым —ловить губами воздух, словно гроздь,наполненную спелым кислородом.Сравнится ль бледный холодок актрис,трепещущих, что славы не добьются,с моим волненьем среди тех кулис,в потёмках, за минуту до дебюта!Еще не знает речи голос мой,еще не сбылся в лёгких вздох голодный.Мир наблюдает смутной белизной,сурово излучаемой галёркой.(Как я смогу, как я сыграю рольусильем безрассудства молодого?О, перейти, превозмогая боль,от немоты к началу монолога!Как стеклодув, чьи сильные уставзрастили дивный плод стекла простого,играть и знать, что жизнь твоя простаи выдох твой имеет форму слова.Иль как печник, что, краснотою трубзамаранный, сидит верхом на доме,захохотать и ощутить свой трудблаженною усталостью ладони.Так пусть же грянет тот театр, тот боймеж «да» и «нет», небытием и бытом,где человек обязан быть собойи каждым нерожденным и убитым.Своим добром он возместит землевсех сыновей её, в ней погребенных.Вершит всевечный свой восход во мглеогромный, голый, золотой Ребенок.)Уж выход мой! Мурашками, спинойпредчувствую прыжок свой на арену.Уже объявлен год тридцать седьмой.Сейчас, сейчас – дадут звонок к апрелю.