Читать «Присцилла из Александрии» онлайн - страница 2

Морис Магр

Диодор-сын щелкал зубами. Внезапно он принял решение. Он обернулся к Тутмосу и Тегенне, рабу и рабыне, верность которых была испытана и на попечении которых обычно находились его дети.

– Выведите их через маленькую садовую калитку. Бегите к епископу. Оставьте у него детей. Вы возвратитесь, когда преторианская стража усмирит бунтовщиков. Это дело одного часа. Но можно ли знать, что случится?

Страх овладел Марком, и он стал кричать. Невозможно было его остановить. Тутмос завернул его в шерстяной плащ, и они все вышли в сад.

Это был час, когда сумерки переходят в ночь. Меж мозаичных позолоченных плит бассейна струя воды била выше, чем обычно, и благоухание апельсинных деревьев казалось гуще, чем всегда.

Присцилла охотно села бы на песок, вдыхая вечерний воздух, вместо того, чтобы быть вынужденной бежать от злости людской.

Садовая калитка выходила в переулок квартала Эпсидов. Улица была пустынна. Оба раба принялись бежать, неся в руках по ребенку. Повернув вправо, они могли через несколько минут достичь большого Серапеума. Но они натолкнулись на толпу, идущую с западной части города, и боялись быть опознанными как слуги Диодора.

Они сделали большой крюк. Поминутно им пересекали дорогу разъяренные толпы. Александрия разгоралась закатным пламенем ненависти богов.

Присцилла, как во сне, смотрела на проходившие перед ней длинные продольные улицы, из которых некоторые брали свое начало от лазурной синевы моря и заканчивались у Мареотийского озера пепельно-стального цвета. Памятников было бесчисленное множество. Они нагромождались друг над другом, подобно каменным плодам в порфировой корзине. Множество разрушенных храмов было превращено в церкви, но попадались и храмы, пощаженные ради их красоты, потому что они придавали блеск городу. Стоя на перекрестках, напротив христианских часовен, они опирались на пилоны и казались неумолимыми врагами, грозясь своими монументальными дверьми.

На террасах зажигались огни. Присцилла видела по дороге винтообразные лестницы, белые ступеньки которых нисходили к Панеумскому холму, аллеи сфинксов и сикомор, открывающие в своей перспективе таинственный купол подземного храма, длинные колоннады в греческом стиле, перемежающиеся с памятниками эпохи Птолемеев, подобно процессии юных элевзинских жрецов, замерших в созерцании прошлого. Развалины храма Изиды были мрачны и ужасны: четырехугольные столбы с капителями в форме куба, где еще сохранились изображения Гаторы, богини с головой коровы, напоминали отрезанные части тела. Развалины храма Посейдона казались легкими и белыми; лавр, выросший в расщелинах плит, целиком покрыл разбитые алтари, и голуби, обосновавшиеся в листве, с шумом хлопали крыльями. Цветники из роз расстилались перед частными зданиями, и пучки мимозы свешивались со стен и почти загромождали дорогу. На пьедестале статуи Озириса, опрокинутой однажды во время волнений, но не убранной из-за ее тяжести, возвышалось изображение Святой Девы. На треугольной площади, где находилась церковь Святого Петра, восставал целый лес обелисков, и старый дом философа Олимпиоса простерся в скульптурном изобилии, где были перемешаны стили египетские и эллинские, где были нарисованы тысячи символов, эмблематические образы, ныне лишенные смысла и покрытые кое-где большими белыми крестами.