Читать «Примерная семья» онлайн - страница 6
Глеб Иванович Успенский
Сенечка приходит из канцелярии и сообщает такого рода новость:
– Маннька, нониче судейские в газете читали, будто из Севастополя наши французов шесть верст по морю на лошадях гнали…
– Так их и надо!..
– Только, маннька, как же это по воде-то?..
– Нукшто ж такое? Чай, генералы гнали-то…
– Генералы, маннька, это точно, что генералы.
– Ну вот так и есть: ты думаешь, генерал-то станет тебе глядеть, – что это вода али земля?.. Затрубил в трубу, – вот и весь разговор.
– Я и сам так думаю…
– А у нас нониче крысу поймали, – извещает жена.
– Где? Когда?
– У Кузьминых кучер… Она от него в бочку, а он ее метлой…
– Погоди! – останавливает мать: – прямо и в бочку… Пойдет она прямо-то: первое дело, Кузьма топнул на нее, – она вон, – он за ней…
– Ну?
– Ну, сбежался народ – убили.
– Ах, жалость, ей-богу, – с этой-с канцелярией ничего не увидишь!
– Да, мы тебя вспомнили: стрась народу собралось… – Сын очень горюет…
Приходит вечером гость попить чайку, поговорить. Разговоры гость ведет такие.
– Эко свечи нынче какие подлые, – оплывают…
– Дда! вы четверик палите?..
– Четверик… говорю Костромину: что это, говорю, свечи вы даете, – ни на что не похоже… – у самих, говорит, такие, – народ избаловался, – вся причина…
Молчание. Гость нюхает табак, стараясь как можно дольше продлить это удовольствие, и, запихивая табакерку в задний карман сюртука, говорит:
– Хотели было нониче клопов обварить, – да так что-то замешкались…
– Нам, маннька, тоже надо.
– Надо!.. Как-нибудь светлый денек попадет, я их всех выжгу.
– А у нас, – произносит молодой Пискарев, заметив, что гость уже два раза сряду зарядил свой нос и все-таки не находит темы для разговора, – а у нас ноничё крысу поймали…
– О? – радостно восклицает гость.
– У Кузьминых, – спешит сказать жена.
– Кучер поймал, – спешит сказать мать.
– Говорят, публики было – страсть! – торопится прибавить сын…
– Как же, – благородных очень много прибыло… Должно полагать, какие-нибудь князья, – подтверждает мать.
Так тянутся дни и вечера; иногда, впрочем, Сеня достанет какую-нибудь книжку и читает ее вслух; книжка всегда почти такого рода, что улыбки и смеха не возбуждает; описываются предметы чувствительные, заставляющие всех вздыхать, женщин еще раз убеждаться, что все мужчины подлецы и вероломщики, а мужчин, что все женщины тиранки и тоже вероломки. Впрочем, книги в этом быту – вещь редкостная и, по совести сказать, – ненужная… Читать незачем да и некогда: гость уходит рано, часу в восьмом, и маменька тотчас же заботится об ужине. Сенечка ест много, только впрок никакая еда почему-то не идет. Время за ужином проходит почти в молчании; маменька останавливает Сеню, когда тот начнет чавкать, или громко заговорит, или засмеется…
– Где ты сидишь? – говорит мать в таких случаях. – А? Что ты в конюшне, что ли, сидишь, – ржать принялся? Тут дар божий…
– Маннька, я не буду…
По мере того как Сеня наедался, неопределенная улыбка появлялась на губах его все чаще; почему-то хотелось смеяться; он вытягивал под столом ногу и толкал жену в колено; если маменька не замечала этого, то Сенечка запускал под стол руку. Жена наконец вскрикивала, и мать узнавала все.
