Читать «Призрак с Вороньего холма. Исповедь шлюхи» онлайн - страница 82

Сегодня сторожа никто не тревожил. Солохин вчера уехал в Москву получать свидетельство на свой лодочный кооператив, и Корольков на три дня остался за хозяина. Мальчишки с утра учились в школе, а два пенсионера, дремавшие на берегу с удочками, опасности не представляли.

Дед выпил натощак бутылку пива, сварил в кружке с помощью кипятильника яйцо вкрутую и старательно корявыми пальцами лишал его кожуры. Трапезничал в беседке, откуда мог обозревать территорию. Он разрезал яйцо на две части, уложил на ломоть черного хлеба и, пережевывая остатками зубов свой бутерброд, любовался пейзажем. Бутылка пива уже согрела его внутренности и настроила на блаженно-лирическую волну. Он размышлял на тему своей одинокой жизни. Наконец и он дожил до настоящего счастья. Инвалид имел кров и, к небольшой пенсии, зарплату сторожа. Хозяин не слишком допекал его поручениями, а во время службы, работник мог дышать свежим воздухом, рыбачить и наслаждаться прекрасными видами. Сегодня над рекой стелился утренний туман, обещая теплый осенний день.

Станция расположилась на высоком берегу Глуши. До поворота, где виднелись сваи разрушенного моста, река текла медленно. Еще до большевиков там стояла мельница Василия Прохорова. Мельник прославился тем, что вырастил одиннадцать сыновей и всем дал образование. Один из его сыновей после революции даже служил заместителем наркома легкой промышленности, но затем, в тридцать седьмом, сгинул. Посадили и остальных братьев. Сам Василий Прохоров попал под «раскулачку» и умер в Сибири. Мельницу деревенская беднота разграбила, и в наши дни от нее даже фундамента не осталось. Но в месте, где она стояла, сохранился омут, который так и звали «прохоровским». А чуть дальше торчали опоры бывшего мостика. За ними начинались пороги, и Глуша спокойный нрав меняла на бешеный. Бесилась она метров двести, затем затихала и, насколько видел глаз, несла свои воды медленно и степенно.

Корольков до поворота прогулок не совершал. Тропинку вдоль берега рыбаки протоптали, но хромать по ней на костылях, инвалиду не хотелось. Покончив с трапезой, он аккуратно собрал яичную скорлупу в пакет, а пустую бутылку от пива поставил в уголок под лавку. Бутылки старик сдавал и относился к стеклянной таре бережно.

Туман постепенно поднимался, и солнце начинало припекать. Корольков снял телогрейку, положил ее на скамью беседки и хотел уже вздремнуть, как услышал треск мотоцикла. Мотоциклист приближался не со стороны Щеглов, а с дороги, ведущей в Глухов. Старик видел, как он переехал мост и свернул к нему. Хозяин никаких распоряжений насчет гостей не давал, но сторож на всякий случай поднялся и, прихватив костыли, из беседки вышел. Лихо развернув своего железного коня, мотоциклист притормозил у здания лодочной станции, огляделся и, заметив сторожа, газанул к нему. Внешность парня показалась Королькову знакомой. Но вспомнить конкретно, кто прикатил, он не смог. Инвалид в лицо помнил почти всех жителей города, но далеко не всех знал по имени.