Читать «Призрак Великой Смуты (авторский текст)» онлайн - страница 48

– Как только я прибуду в Петроград, то непременно доложу обо всем здесь сказанном председателю Совнаркома товарищу Сталину, – сказал я, и, встав со стула, надел фуражку, показывая, что наш импровизированный военный совет закончился. – Ну, а с товарищем Дзержинским мне все равно придется встретиться, чтобы обсудить с ним первоочередные меры по усилению охраны государственной границы. Думаю, что правительство Советской России окажет нам всю необходимую помощь.

Честь имею, Михаил Степанович. Всего доброго, товарищ Рахья. До скорой встречи!

12 февраля 1918 года. Около полуночи. Забайкалье. Окрестности станции Даурия.

До станции Даурия спецкоманда старшего лейтенанта Николая Бесоева и неполная сотня Аргунского полка под командованием подъесаула Ивана Тетери добирались чуть более недели. Выступили они с 84-го разъезда ранним утром пятого февраля. Шли в обход через перевал Нерчинского хребта, расположенный примерно в тринадцати верстах восточнее того, через который проходила железная дорога. Путешественники пользовались этим путем редко, а уж зимой он считался почти непроходимым. Но, как говорится, «почти не считается». Казаки Аргунского полка с детства знали в этих местах каждую тропку и каждую расщелину в горах. Здесь зимой они охотились, в том числе и на белку с соболем, а осенью били кедрач.

Экспедиция была замаскирована под обычный санный обоз – чуть больше двух десятков саней-розвальней, запряженных маленькими лохматыми монгольскими лошаденками, за которыми в поводу шли укутанные попонами боевые кони. На розвальни погрузили амуниция и фураж, в них же разместились казаки постарше. Молодежь же, как и экипированные по походному бойцы из команды Бесоева, встала на лыжи – бить перед обозом занесенную недавним бураном тропу.

Так и тронулись в путь. Провожало их, почитай, все командование Забайкальской бригады: Сергей Лазо, Зиновий Метелица, Георгий Богомягков, Василий Балябин и другие. Обнялись на прощание, помахали вслед уходящему отряду руками и вернулись к своим делам, которых еще было ой как много.

Тем временем на станцию Борзя непрерывным потоком прибывали добровольцы, и этот поток не ослабевал, а только усиливался. Помог этому захваченный Зиновием Метелицей японский капитан Окуномия. Нет, сам он знал не очень много. Кое о чем он догадывался или предполагал. Но даже и этой малости, выложенной им как на духу под воздействием «сыворотки правды» хватило для того, чтобы забайкальское казачество буквально вскипело.

Японцев тут не любили поболее других иных. Даже соседи по ту сторону границы, с которыми казаки нет-нет да и резались не на жизнь а насмерть из-за угнанного скота, не вызывали к себе такой ненависти. То было зло привычное и мелко-назойливое, с ним уже казаки успели сжиться и сродниться. А вот японцы, с которыми казаки и воевали-то только один раз, ощущались как раз как самое настоящее зло. Новость о том, что Семенов хочет посадить им на шеи «вот энтих косорылых» взбесила буквально всех, за исключением разве что самых богатых и их верных прихвостней, рассчитывающих хорошо устроиться при любой власти, кроме советской.