Читать «Пригоршня власти (Павел II, Том 3)» онлайн - страница 5

Сперва Софья решила кое-что попридержать, но такое у нее хорошее настроение после восточного мальчика стало, что плюнула: чего мелочиться. Перед пресс-конференцией она предложила Униону зачитать некий документ, о котором до поры до времени помалкивала. Софья располагала подлинником отцовского дневника времен сорок первого, и дневник этот она считала главным доказательством своих наследных прав на российский престол. Поналегши на русский язык, Унион весь документ зачитал. В холле только изредка щелкали переключаемые кассетники, корреспонденты давно уже ничего не строчили в блокнотах. Унион читал "Завещание Федора Романова". Никакое это вообще-то было не завещание, а всего лишь кусок линованной тетради, извлеченный из-под корешка тридцать какого-то тома Брокгауза. Оглашала документ Софья неохотно какой женщине приятно сообщать дату и обстоятельства своего рождения, но шило и мешок - две вещи несовместимые, как, наверное, выразился бы по этому вопросу филолог Унион, и Софья очень надеялась, что промежуток почти в четыре года, лежащий между написанием дневника и собственно рождением ее императорского высочества, особенного внимания не привлечет.

"...пусть девочку. В конце концов, в нашем роду был уже случай передачи власти в стране через женщину, через Анну Петровну! - вдохновенно читал негр и сразу переводил на английский. - Боже, благослови! Не дай угаснуть роду! Дочь назову Софьей. Ни в какие приметы не верю, себя неудачником не считал и не считаю, хотя и Федор. Пробую успокоить мысли и записать их. Около тринадцати узнал о бомбардировке немцами Житомира, Киева, Севастополя. В четырнадцать двадцать повторили утреннюю речь Молотова. Напротив у булочной выстроилась очередь. Стоят очереди у керосиновых лавок и сберегательных касс. Бешено раскупаются водка и ювелирные изделия. Ходил на митинг. Возвращался по Никитской, видел несколько человек в противогазах. Чем поможет противогаз, если моя жена принадлежит к не нравящейся фюреру народности. Однако вряд ли будут сейчас раскапывать мое собственное происхождение.

Вчера Вышинский, зампредсовнаркома, по верным сведениям, был в театре, на "Маскараде", сидел до конца. Значит, власти за четыре часа до нападения ничего не знали. Раня плачет и говорит, что нужно уезжать.

Двадцать четвертого. Сегодня первый раз бомбили, что-то вроде фейерверка, ничего не понял. Раня все время плачет и твердит, что зря не послушались ее брата и не вернулись на Урал. Истерика, надеюсь, пройдет. Сложились бы обстоятельства иначе, так это я сейчас выступал бы по радио. Впрочем, тот, кто нынче на моем месте, даже не выступает.

По сводке у противника - "небольшой тактический успех". Почему у противника, а не у хваленой Красной Армии? Из сберкассы выдают по двести рублей в месяц. Букинисты книг не покупают. Мне тридцать один, скоро призовут, думаю. Даже к лучшему: мне полагается быть на фронте. Это он пусть сидит в метро на закрытой станции. Или он уже на Урале? Впрочем, могут ведь и меня найти. Могу ведь понадобиться. Мало ли какие повороты в судьбе страны возможны. Дядя Никита пропал, больше в живых никого нет. На мне все оборвется. Раня должна родить ребенка, хоть и еврейка, все равно будет наследник. Иначе на мне все оборвется, всему конец, сто лет впустую.