Читать «Пригоршня власти (Павел II, Том 3)» онлайн - страница 21

Евгений Витковский

"Трансы, трансы... Выходники, силовики..."

Эх, была жизнь на Коптевском! Мент имелся всего один, не как теперь, когда целый лагерь. А тогда мент стоял на Коптевском со стороны трамвайной линии, охраняя рынок с видом льва, стерегущего от чужаков свое личное стадо антилоп. Справа от входа была чайная, где сроду никто не видел чая, но каждому выдавали громадную щербатую тарелку раскаленной картошки и водку - стаканом. До краев! Картошка дымится, деньги в кармане, кандов еще до хрена... А напротив, или, к примеру, рядом, сидит при своей тарелке знаменитый Техничный Мужик.

Кто он был? Родился, видать, в революцию, а где? Сам-то говорил, что из села на Брянщине. Вместо ругательства цедил иногда сквозь зубы: "Мать моя... Настасья!" Звучало злей любого мата. Был Техничный Мужик высок, сутул, небрит. К нему обращались тогда, когда уж вовсе ничего нельзя было достать, а нужно было позарез. Он шастал по трем точкам торговли трофейными радиодеталями: у Новослободской, возле комиссионки, еще у магазина ДОСААФ возле Петровских ворот, и еще у магазина на Кировской. В магазины не входил, всегда был в состоянии "не пьян, но водкою разит", по слухам, он мог построить "телефункен" по любой отдельно взятой детали. Это был великий учитель Иманта, хотя ничему он латыша не учил, но тот и сам смотреть умел. Сгинул он совсем безвестно. Последний раз видел его Имант совсем спившегося, держащегося за угол витрины, слава его померкла, из носа текла кровь...

А теперь текла кровь из носа у самого Иманта. Приемник у кума в чулане включился, и радиотехник до следующего побега мог спокойно дремать на шинелке, привычно закинув голову, глотая кровь - скоро, он знал, остановится, этот кум - из хлипких. Как и вся нынешняя смена лагерных постояльцев. Всеволод Викторович Глущенко, нынешний министр, набивал ментами не один лагерь и не два, по слухам, таких лагерей были сотни. Но полной клеветой были другие слухи, о том, что строит он для бывших мусоров газовые камеры, и другие, мусоросжигательные. Нет! Глущенко ставил своей целью немногое: чтобы сидели бывшие менты всю жизнь, занимаясь идиотской работой, притом чтобы сами знали, что она идиотская, чтобы пайка у них была не больше как триста грамм, да и за ту бы друг друга казачили, и прочее, и прочее, словом, все то, чего он сам нахлебался в первые годы отсидки. Охрану лагерей Глущенко в основном поручил самим же заключенным: за право беспредела, за особую жестокость - поощрения, это последнее министр без большой изобретательности наименовал "проявлением бдительности". Вышвырнутые из лагерей старики-зеки с тридцатилетним стажем, уже никак не способные к жизни на воле, скулили с внешней стороны запретки, а приказом Глущенко каждый прорыв в зону карался накидкой десяти лет срока всем ВНУХРовцам, - так, вместо прежней ВОХРы, называлась внутренняя охрана. Над ВНУХРой стояли три-четыре императорских гвардейца, а еще кум-богдыхан из особо доверенных. В Тувлаге таким доверенным был Миша Синельский. Вся его жизнь теперь была сплошная угадайка-безответка: то ли он жребий горький-разнесчастный вынул, то ли миллион империалов в особую императорскую лотерею выиграл? А спирт все равно пованивал эфиром.