Читать «Преступления США. Americrimes. Геноцид, экоцид, психоцид, как принципы доминирования» онлайн - страница 12
Максим Валерьевич Акимов
Гитлеризм и американизм действительно имеют много общего в послужном списке, и главное, что роднит их, — легкая допустимость чудовищных преступлений во имя примитивной стратегии доминирования, на самом-то деле не имеющей ничего общего с великой идеей.
Насилие в мире совершалось и прежде, пускай не в таких масштабах, какие позволяли себя немцы в России или американцы во Вьетнаме, пускай не с таким немыслимым технологическим размахом и методичностью, но большие войны были и раньше. Однако случалось, что народ, бросавший вызов миру, нес-таки в себе нечто большее, нежели примитивную жажду доминирования. Французы в свое время наделали немало бед в Европе, но они первыми в истории несли знамя лозунга «Свобода. Равенство. Братство», они наследовали просветителям; греки и римляне, еще раньше, ходили с мечом по миру, но они несли высокие смыслы, они несли свою Империю.
Беда и вина германских народов, быть может, и заключена в том, что ни один из них не сумел достичь даже уровня империи, не говоря уж о чем-то большем, не перешел некую важную черту, за которой следует новое качество, иная человечность власти над людьми. Все германоязычные страны, и даже самая успешная из них — Англия, сумели создать лишь колониальные державы, не дотянувшись ни до уровня греко-римского наследия, ни уж тем более до неких более тонких материй. Германский мир будто бы навсегда остался подростком, получившим большую власть, но не сумевшим совладать с острой подростковой жаждой унижать и возвыситься.
Обширная некогда Британская империя являлась лишь колониальной державой и не выше, она не несла более емких и гуманистических смыслов, чем какая-нибудь Османская империя, и пользовалась-то она теми же методами и приемами, с помощью которых действовали и турки, поставившие палатки диких кочевников на руинах великой культуры.
И пожалуй, когда стратеги и политики Англии, Германии или США не могут понять разговоров о загадочной русской душе, о греческой загадке, о наследии, которое сумел впитать в себя «Третий Рим», о том, что, кроме обычного доминирования и доказательства собственного примата над прочими, в жизни великого народа бывает что-то еще, более тонкое и важное, они искренни в своем заблуждении, они просто не видят этих тонов, как дальтоник лишен способности различать радужные цвета. Они органически не способны понять, что Россия держится на чем-то столь же уникальном и тонком, что было подобно смыслам Греции, и это нечто, являясь сложной душевной работой, противоположно деструктивному и пошлому насилию, а не только не равно ему.
И, казалось бы, достигнув таких немыслимых высот в возможности вмешиваться в дела других государств, в возможности влиять на их политику, германские народы не сумели постичь нечто главное в существе строительства империи, в смыслах человеческого существа и в задачах, ради которых стоит затевать имперскую пирамиду, а уж тем более прибегать к насилию.